хан, солнце вашего милосердия затмило взор этому безумному рифмоплёту Али Ахмаду, – поспешно согласился визирь. – Сейчас сюда придёт врач, а вы пока может продолжать празднество, – закончил он зычно, взглянув на остальных присутствующих.
Но никто не двинулся с места и не заговорил, – все в молчании смотрели на безучастно лежавшего на полу Али Ахмада. Вскоре появился и доктор Иаков-бен-Захариа, ещё не старый, красивый яхуди, чей безупречный внешний вид, правда несколько портила начавшаяся расти на голове лысина. Врач потрогал пульс лежавшего поэта и обернулся к хану с искажённым лицом:
– Он мёртв!
Глава третья, в которой великий хан грозит построить башню из отрубленных голов
– Мёртв? – севшим голосом переспросил владыка Бухары, скрывая изумление и досаду. Хан бросил долгий, прощальный взгляд на тело умершего поэта. Он словно хотел сказать: «Вот взгляните, правоверные, как он посмел умереть, когда я осыпал его милостями и похвалил его строки!»
– А, отчего он умер? – задал следующий вопрос владыка, мотнув головой, будто прогоняя тяжёлое видение.
– Как отчего? Стар был – вот и пришёл за ним Азраил, – капризно проронила доселе хранившая молчание Гюльбахар-ханым.
Всем своим видом ханская тётушка давала понять, что раздосадована случившимся не меньше своего державного племянника. – Ведь так, о почтенный Иаков бен Захария? – настаивала она.
– Пусть он скажет сам! – одёрнул резко свою тётушку хан. – Говори, яхуди, не бойся…
– С вашего позволения… да, – замямлил врач. – То, есть, нет… Узкие зрачки, неожиданная остановка дыхания, всё это говорит о том, что ваш любимый поэт был отравлен, а в качестве яда служил порошок из джунгарского корня12 … – врач испуганно замолчал.
– Что! – взревел хан. – Измена! Отравители во дворце! Измена! Никого не выпускать из дворца! Это меня хотели отравить, извести как отца и брата, все вы – подлые изменники! Всех немедленно обыскать!
– Стража, стража! Перекрыть все ворота, во дворце убийца, никого не впускать и не выпускать без приказа великого хана! – вторил своему повелителю визирь Ибрагим-бек.
– Ну, ну, успокойся, мой ягнёночек, – ласково сказала владыке Бухары его тётушка Гюльбахар-ханым, поглаживая того по руке.
Гневные распоряжения хана и визиря вызвали лишь сутолоку и разноголосицу во дворце. Стражники бестолково сновали по комнатам дворца, при этом они зачем-то зажгли факелы и принялись бить в барабаны и колотушки. Стихотворцы, испуганные и потрясённые смертью своего собрата, боязливо жались друг к другу. Спустя некоторое время, порядок был восстановлен, и присутствующих начали, как следует, обыскивать. Не избежали этой участи, и мы вместе с моим хозяином. Украдкой я заметил, как двое стражников потащили к визирю того самого коротышку в тюбетейке, с которым всего час назад столь яростно спорил отошедший к Аллаху Бухари.
– Погодите! Куда вы меня тащите, славные воины! – взмолился тот. – Я не убивал Али Ахмада, клянусь Аллахом!
– Мы слышали, как ты угрожал ему, сказав, что его сегодняшний глоток щербета будет последним! – напомнил коротышке женоподобный юноша, читавший рубаи о жемчужинах в бездне вод – Мы все слышали, ты угрожал ему!
– Да, мы все слышали! – подхватили ещё несколько человек.
– Но…послушайте…– оправдывался коротышка. – Послушайте, правоверные, я – не убийца. Я не угрожал почтенному Али Ахмаду! Мы с ним просто спорили о том, какой язык лучше подходит для стихосложения, фарси, либо же тюркский, или, как его у нас называют, чагатайский…Только и всего! Я просто привёл досточтимому Али Ахмаду, да напоит его душу архангел Джабраил водой райских источников…, я просто осмелился напомнить ему один пример из истории джихада нашего мусульманского воинства против франков-крестоносцев… Послушайте, ведь он был отравлен халвой, а не щербетом! – вскричал подозреваемый, цепляясь за свои слова, точно Синдбад-мореход за обрубок мачты в бушующих волнах.
Но коротышку не слушали, и стражники потащили его прочь.
– А ведь и верно, – точно опомнившись, проговорил визирь Ибрагим-бек, когда коротышка уже исчез. – Нужно выяснить, нет ли яда в халве. Эй, кто-нибудь швырните халву с этого столика дворовым собакам! Эти твари, проклятые Аллахом, сожрут всё! – распорядился визирь. – И мы поглядим, околеют они или нет. Так мы быстрее узнаем, существует ли заговор против хана и нашей державы…
Тем временем, обыск продолжался. К трону, на котором по-прежнему безмолвно, вцепившись рукой в локоть своей тётушки, восседал повелитель Бухары, подобрался китайский посол, господин Чжан по прозвищу Лао.
– Я надеюсь, – заговорил он, стараясь придать своему голосу обычное высокомерие. – Я надеюсь, действия вашей дворцовой стражи не коснутся меня и моих людей! Сама мысль о том, что кто-то из членов нашего посольства способен отравить вашего многоуважаемого придворного поэта…
Но хан даже не дал китайскому послу возможности закончить:
– Вы что? Если бы в вашем дворце в Пекине произошла попытка убийства Сына неба, я думаю, ваша стража раздевала бы догола и мужчин, и женщин! Почему же я должен делать исключения для вас?! – быстро забормотал хан, едва сдерживая новую вспышку ярости.
– Хорошо, – холодно ответил китайский посол. – Мы подчиняемся вашей воле. – Коли так, я даже попрошу проверить немедленно меня и моих людей, дабы поскорее покончить, – тут господин Чжан запнулся, подбирая нужное выражение, – дабы поскорее покончить с этими неприятными формальностями…
Промолвив так, китайский посол с готовностью отдал свой нарядный халат стражникам. После того, как стражники обыскали господина Чжана, наступил и черёд его товарищей. Свой халат снял и передал стражникам его главный помощник молодой переводчик документов Ли Ши.
– А вот это ещё что! – воскликнул вдруг один из стражников.
Мы с моим господином подобрались поближе и разглядели, что на полу лежит какая-то склянка, выпавшая из халата молодого китайца. Склянку немедленно поднял доктор Иаков бен Захариа.
– Похоже, что это порошок джунгарского корня, – зацокал языком он.
– А ты не лжёшь, яхуди?! – хищно облизал губы визирь Ибрагим-бек. – Ты понимаешь, что значат слова, произнесённые тобой сейчас?! – смерил он врача молниеносным, буравящим взглядом. – Может быть, не все заметили, но я прочёл в глазах Ибрагим-бека откровенное злобное торжество. – Спешу сообщить, вам, великий хан, и всем остальным здесь присутствующим, мне сейчас донесли, что собаки, отведавшие халвы с того столика, где её взял почтенный Али Ахмад, все издохли! А это значит, что умереть мог любой, съевший эту Иблисову халву! В том числе и великий хан или его царственная тётушка Гюльбахар-ханым. Заговор, во дворце заговор! А если у молодого китайского переводчика в халате нашли склянку с остатками яда, то… – тут даже визирь замолк и поёжился, словно перед прыжком в холодную воду, и повторил свой вопрос мягче:
– Не ошибаетесь ли вы, уважаемый доктор бен Захариа? Может быть, вы, всё же, плохо
