глаза. Ее словно ударило током, но никто за столом этого не замечает.
– Периодическая спутанность сознания после инфаркта, – зачитывает Элисабет сведения из папки. – Потеряла сознание в аптеке в Кунгэльве, ну, можно сказать, что хоть в чем-то ей повезло…
Нина снова смотрит в стол. Чувствует, как из подмышки ползет капля пота. Нина осознает, что сквозь стеклянный потолок в общем зале «Сосен» жарит солнце. Такое ощущение, что сидишь в теплице.
– …остановка сердца, но была реанимирована в результате дефибриляции в машине «Скорой помощи»…
Капля пота холодеет, течет по Нининой талии.
– …коронарная ангиопластика и стентирование… После реабилитации почти полгода ее посещал соцработник, базовую медицинскую помощь оказывала участковая медсестра. Несколько раз ее забирала полиция, когда она уходила из дому и блуждала по округе, поэтому нужны датчики движения. Несколько раз падала с кровати, поэтому я получила разрешение на установку защитных бортиков.
Элисабет говорит рублеными фразами. Равнодушными. Бесчувственными. Да и откуда взяться другим? Для нее Моника Эдлунд – всего лишь очередное имя. А после этого собрания не будет и имени его. Превратится просто в Г6 – коротко и ясно.
– Что касается препаратов, то лечение стандартное, – продолжает Элисабет. – Тромбил, аторвастатин, метопролол, рамиприл, брилик. Галоперидол от тревожности при необходимости и имован на ночь.
Галоперидол. Если Монике нужны лекарства от паранойи и психотических расстройств, дело плохо. Значит, деменция – это то, что ее пугает. Возможно, вызывает агрессию.
– Кто ее привезет? – спрашивает Нина.
– Ее сын Юэль, который жил с ней последнее время.
Юэль. Он вернулся?
Из подмышки снова текут капли пота, пока Нина пытается представить себе Юэля сегодня. Несколько раз она искала что-нибудь о нем в Интернете, но его нет в социальных сетях. Удалось найти лишь несколько фотографий. У Юэля темные волосы, он чересчур худой, черты лица слишком угловатые. Он никогда не улыбается. Последней фотографии больше семи лет.
Сложно представить себе взрослого Юэля. Как и то, что он вообще продолжал существовать после того утра, когда уехал из Скредсбю на только что купленной подержанной машине.
– Известно, во сколько они приедут? – спрашивает Нина, и ей удается справиться с волнением в голосе, теперь он звучит нормально.
– После обеда, – отвечает Элисабет. – Ты его знаешь? Вы же почти ровесники?
Знает ли она Юэля? И что на это ответить? Чтобы кто-то вроде Элисабет все понял? И кто бы поверил в то, что она, Нина, когда-то была такой, какой она была только с Юэлем? Ей и самой в это не верится.
– Мы учились в одном классе, – говорит она.
Элисабет больше не задает вопросов. Она уже потеряла интерес к этому разговору и перешла к следующей мысли. Женщина захлопывает папку и встает из-за стола:
– Так, пожалуй, на сегодня это все. Не забывайте следить за тем, чтобы клиенты пили больше жидкости. Похоже, эта жара еще продержится какое-то время.
Стулья мягко царапают ламинат, когда остальные встают из-за стола. Четырем отделениям пора готовиться к обеду, который скоро доставят из кухни общественного питания в Кунгэльве. Но Нина все еще сидит. Смотрит на коридор Г, где ходит Виборг, прижав к груди игрушечную кошку.
– Ты в порядке? – спрашивает Сукди.
Нина смотрит на нее.
– Просто немного устала, – отвечает она, пытаясь улыбнуться.
Она совсем не устала. Ни капельки. Наоборот, она чувствует необычную энергию.
– Этот Юэль – твой бывший парень или вроде того?
– Нет, – говорит Нина, и ее улыбка превращается в судорожное подергивание губ.
Сукди забирает чашки и уходит, Нина провожает ее взглядом. Через стекло, отделяющее их от комнаты для персонала в отделении Г, видит, как ее напарница открывает посудомоечную машину. Нина встает.
В общий зал, склонившись над роллатором, заходит Эдит. Запущенный остеопороз согнул ее позвоночник под углом в почти девяносто градусов.
– Добрый день, – здоровается она. – Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма.
Она требовательно уставилась на Нину сквозь молочную пелену на глазах.
– Здравствуйте-здравствуйте, – рассеянно отвечает Нина.
Эдит недовольно качает головой, возможно, возмущенная тем, что Нина не представилась. Затем моргает. Бесконечный цикл в ее голове начинается заново.
– Добрый день. Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма.
Нина выносит термос с кофе в коридор. Ставит его на тележку, предназначенную для родственников жильцов. За спиной поскрипывают колеса роллатора Эдит. – Добрый день. Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма.
– И вам добрый день, – говорит Сукди, выйдя из комнаты для персонала. – Думаю, пора сменить вам подгузник.
Начинает пищать сигнализация, и Нина бросает взгляд на коридор. Лампочка горит рядом с квартирой Г2. Квартирой Петруса.
– Я разберусь.
Сукди удивленно смотрит на нее:
– Эдит может немного подождать.
– Добрый день, – начинает Эдит. – Меня зовут…
– Ты в самом деле хочешь пойти к Петрусу одна? – продолжает Сукди громко, чтобы заглушить голос старухи.
– Ничего страшного, – говорит Нина.
Сейчас она сделает что угодно, лишь бы отогнать мысли о Юэле и Монике.
Юэль
Что-то скребет в водостоке над террасой. Свистит, когда одна из живущих под крышей ласточек пикирует к земле, а затем снова взлетает. Мама просыпается. Моргает и смотрит прямо на Юэля. Взгляд у нее ясный. Осознанный. Умный.
Она снова мама.
– Нильс ждал меня, – произносит она. – На другой стороне.
Юэль снова закуривает. Пытается скрыть разочарование. Он знает, что сейчас будет, и не хочет этого слышать. – Он все время ждал там, пока я приду. Не знаю, на небесах я была или еще где. Думаю, да. Но потом меня вернули обратно.
Из бесцветных маминых глаз текут слезы. И Юэлю хочется, чтобы и он мог верить в то, во что верит мама. Что свет в конце тоннеля и любимые родственники, ждущие с распростертыми объятиями, что-то большее, чем галлюцинации, вызванные дефицитом кислорода в мозгу.
– Нильс пошел со мной, но ему трудно остаться здесь на земле. Его не должно здесь быть. И меня тоже.
Мама смотрит на Юэля, как ребенок, который ищет утешения. Мама, которая никогда не показывала свою слабость. Юэль тянется через стол. Берет ее руку в свою. Гладит костяшки пальцев. Слышит порыв ветра в лесу на холме.
– Я так сильно по нему скучаю, когда его здесь нет, – говорит мама. – Он был таким красавцем, мой Нильс.
Мама замолкает, словно куда-то проваливается, и Юэль думает, где она сейчас. Среди воспоминаний об отце? Что она видит перед собой?
Юэль понятия не имеет, кем был его отец. Он всю жизнь был окружен его фотографиями, но за пределами рамок нет никаких воспоминаний. Он – житие
