их, — слаще мёда. Эта пахлава горька, — взял с подноса кусочек, — попробуй.
Я приоткрыла рот, принимая сладкое угощение. Медовый вкус растёкся по языку.
— Сладкая, — сказала я.
— Нет, мой ангел, — ответил он. — Ты в сто раз слаще.
Я задремала в его руках, а когда проснулась утром, его уже не было рядом. Мне не верилось, что произошедшее между нами случилось на самом деле. Может, об этом всепоглощающем чувстве и говорила Жанка?
Мне вспомнилась её глупая цитата про прилипающие трусы, и я не сдержала смеха. Интересно, прилипли бы они у меня вчера ночью? Думаю, такое требует проверки опытным путём.
Мои мысли сами собой свернули в приятное русло, но от мечтательной фантазии меня отвлёк стук в дверь.
— Кто там?
В комнату заглянула пожилая наставница, которая вчера назвала меня неблагодарной.
— Его величество падишах ждёт внизу, — сказала она, глядя на меня пренебрежительно. — Сегодня он желает позавтракать с наложницами.
Что он меня всё-таки ждёт, это, конечно, хорошо. Плохо только, что зашла речь о наложницах. И о чём я только вчера думала? Поддалась ему и теперь буду смотреть, как он улыбается другим.
Но мне не хотелось верить, что вчера он соврал. Этого просто не могло быть.
Служанка помогла мне одеться, наспех убрала волосы в причёску, и я почти бегом спустилась к фонтану, где на коврах, окружённый красивыми девушками восседал падишах.
Глава 5
— Ангел мой, — он поднялся мне навстречу, и окружавшие его стайкой птиц наложницы посмотрели на меня недобро. — Присаживайся рядом с Зайнаб, — он указал на сохранённое для меня место по его правую руку. Чуть дальше сидела темноволосая девушка с пышными формами и огромным количеством золота на руках и шее. Даже серьги в её ушах были громадными. Именно она вчера посоветовала мне не привыкать к вниманию падишаха.
Теперь, когда я увидела, что подарки он присылает тем, кого хочет пригласить в свои покои, эти украшения заиграли в новом свете. Значит эта Зайнаб — его бывшая любимица. Или всё-таки нынешняя?
Я с гордым видом присела на ковёр рядом с Селимом и не постеснялась прижаться к нему бедром, удивляясь своим собственническим замашкам.
— Чем тебя угостить, Мелек? — спросил он.
На тарелках и подносах лежали фрукты, лепёшки и сладости. При виде слоёного пирога я сглотнула, представляя, насколько он был вкусным и сочным, но выбор мой пал на еду более провокационную.
— Хочу лукум, — заявила, демонстративно указывая пальчиком на стоявшую перед нами тарелку.
Падишах послушно потянулся за кусочком угощения, украшенного фисташкой, и поднёс его к моим губам. Мягкая сладость оказалась на языке. Довольная собой, я потянулась за чашкой кофе и чуть не уронила её на ковёр, когда услышала сбоку голос Зайнаб:
— Я тоже хочу.
Девушка, выпятив объёмную грудь, заискивающе смотрела на падишаха, и тот у меня на глазах угостил и её.
Все мужики одинаковые.
Я залпом выпила кофе, схватила с подноса жирную лепёшку с бараниной и со словами «пойду проветрюсь» буквально вылетела в сад. Со злобой запихивая в рот почти половину лепёшки, я принялась вышагивать по дорожке сада, мысленно ругая падишаха последними словами.
— Негодяй! — воскликнула я в сердцах и позади услышала голос Селима:
— Кто негодяй?
— Ты. Кто же ещё? — ответила, даже не поворачиваясь и с остервенением вгрызаясь в остатки лепёшки. Так хотя бы был шанс, что я не выскажу ему всё сразу.
— Я негодяй? — спросил он растерянно и, подойдя сзади, приобнял меня за плечи. — А почему?
Я молча продолжила дожёвывать свой завтрак.
— Ангел мой, чем я мог тебя обидеть? — спросил он, осторожно поворачивая меня к себе и приподнимая мой подбородок. Наши глаза встретились. Его — карие, и мои — красные от подступивших к ним слёз.
— Почему ты ей не отказал? — спросила я, смахивая слезу. — Ты же говорил, что я для тебя ярче солнца. А сам…
— О Мелек, конечно, ты ярче солнца. Свет мой, счастье моё, — шептал он, гладя меня по щеке. — Но я не могу обижать других наложниц. Зайнаб хорошая девушка, она не заслуживает прилюдного унижения.
Его доводы казались мне неубедительными, и я обиженно отвела взгляд.
— Это всего лишь лукум, — не сдавался он. — Хочешь, я прикажу, чтобы во всём дворце его подавали только тебе? — спросил он, обнимая меня за талию и притягивая ближе.
Я почти прикасалась к нему грудью и ощущала тепло его дыхания на своей коже.
— Хочу, чтобы ты угощал им только меня, — поставила условие. — А остальные могут есть этот лукум в одиночестве.
Он улыбнулся и легонько коснулся губами моего лба.
— Хочешь, чтобы я уделял внимание только тебе? — спросил он полушёпотом и продолжил осыпать моё лицо поцелуями.
Я кивнула и с замиранием ждала ответа.
— Но я и так, кроме тебя, больше никого не вижу. Ты ослепила меня, Мелек. Околдовала. И нет мне покоя, — шептал он. — И днём, и ночью думаю только о тебе. Я не мог дождаться вечера, потому пришёл в гарем утром.
— Правда? — спросила я, ощущая, как вместо обиды мною овладевает нежность.
— Чистая правда, — подтвердил он. — Клянусь всем лукумом мира, — добавил он смеясь. — Скажи мне, о прекрасная Мелек, ждёшь ли ты вечера с таким же трепетом, как и я?
Мне было и стыдно, и страшно произнести это вслух, поэтому я вновь ответила едва заметным кивком.
— Тогда эта ночь будет только нашей, — пообещал он.
— А следующая? — спросила, лукаво улыбаясь.
— И следующая. И все, что после.
Он оставил меня в сладостном предвкушении. Ни злые взгляды, ни колкости других наложниц не смогли испортить этот день.
Глава 6
Я с нетерпением ждала вечера и с радостью позволила служанкам ухаживать за моей кожей и завивать волосы.
Когда дворец наконец погрузился в сумерки, вместо откровенного платья мне принесли шёлковый халат и накинули его на голое тело. Ощущать прикосновения холодной и гладкой ткани было одновременно стыдно и волнительно. По телу пробежала томительная дрожь.
К падишаху меня вела пожилая наставница. На этот раз её лицо уже не было таким суровым — видимо, моё взволнованное состояние заставило её смягчиться.
Вместо того чтобы углубиться во дворец, наставница вывела меня из гарема в сад и направилась к купальне.
— Его величество велел завязать тебе глаза, — сказала она, когда мы остановились у колышущихся на ветру штор, закрывающих вход в купальную.
Хотя мне и было боязно соглашаться на подобное, я послушно прикрыла глаза и позволила надеть на себя повязку. Моё сердце забилось чаще, все ощущения обострились. Я чувствовала каждым
