но ведь вся эта даль, как бы задумался о запредельном, о далеких планетах, говоря себе: Ну а потом? неужели нет ничего? ладно, брось, нет, это значит, пустоте нет конца? one more, значит, пустоте нет нигде завершенья? значит, можно все гнать и гнать прямо вперед, а там лишь одна пустота? такое возможно?
Премини выходит из тени. Направляется к длинной ограде у озера. Площадь на самой вершине города, со стороны озера ограничена пустотой. Перед оградой, словно расселись скамейки. Он падает на одну. Под ногами угадывает пустоту, небольшую в сравнении с той, другой, и все ж пустоту, но ничего, он терпит ее, поскольку глаза смотрят вперед. Пока не опустил их, все в порядке. Он глаза и не опускает. Рассматривает пейзаж. Надо сказать, что пейзаж. Ну вот, нас не избавят от общих мест.
В этом месте мы возвышаемся над. Нет, это пейзаж, пред нами, возвышен, безмерная озера гладь, горы, и вправду красиво. Все голубое, розовое, бледно-желтое, мягко-зеленое. Все в дымке, но в дымке столь легкой, что видны слои пелены, ваты, синеющей, бледно желтеющей, кое-где зеленеющей пакли.
Он достает из заднего кармана джинсов газету, разворачивает, открывает на нужной странице, склоняется. Вот юноша, склонившийся над раскрытой газетой, молодой блондин в футболке без рукавов, склонившийся над газетой, вновь читающий объявление, размышляя.
На ту же скамейку, возле него, совсем рядом, усаживается пожилая пара, хотя другие скамейки свободны, ну и ладно, пускай. Он чувствует странный запах, поворачивает голову, смотрит на пару. У пожилой женщины на коленях сверток конической или пирамидальной формы. Она тянет за кончик ленты, развязывает бант, разворачивает сверток. Тот, раскрывшись, оказывается всего лишь обычным большим квадратом синей бумаги. В малом квадрате, только что бывшем основанием пирамиды, находится картонка с загнутыми краями. На картонке два пирожных наполеона, а третье сверху.
Пожилая женщина протягивает одно пожилому мужчине, берет другое, нет, кладет его обратно, понимая, что с пирожным в руке она не сумеет расправить большой бумажный квадрат с третьим наполеоном, лежащим посередине картонки, нет, уже сместившимся к краю и лишившим ее равновесия, хоть картон и твердый; закрепляя его несгибаемость, она кладет на скамейку возле себя, слева, заслоняя его от Премини, двумя руками, кладет развернутый сверток на скамейку, от себя слева, вновь берет наполеон, подносит ко рту, открывает рот, чуть отставляет пирожное, смотрит на кончик, сведя зрачки, закрывает рот и поворачивается к мужчине.
Тот тоже рассматривает свой наполеон, медлит и глядит на женщину. Она еще не начала есть и тоже глядит на мужчину. Они глядят друг на друга. Ну, ешь, предлагает женщина. Ну а ты? отвечает мужчина. Он усмехается и поворачивается к Премини.
Премини смотрит на пирожное, затем бросает взгляд на мужчину, сдерживается, но недолго, затем говорит: Не дадите кусочек? Спохватывается и произносит: Простите, я не хотел этого говорить, забудьте, будто я ничего не сказал, не обращайте внимания на меня, я сейчас уйду, вы сможете есть спокойно, лично я ненавижу, когда смотрят, как я ем, но я на вас даже не смотрел, только просто так повернул голову, я уже уходил, собирался уйти, и, как делают люди, намереваясь встать и уйти, он встает, я не хотел вам мешать.
Дай ему третье пирожное, произносит мужчина. Ну а как же ты? спрашивает женщина. Я, я, ну и пусть, я обойдусь, отвечает мужчина. Ты говоришь так сейчас, а потом, не унимается женщина. Говорю же тебе, дай ему, настаивает мужчина. Нет, нет, возражает Премини, оставьте себе. Да, ладно, все нормально, брось, говорит мужчина, так ты ему дашь?
Женщина смотрит на мужчину, затем на Премини, затем опять на мужчину, затем на Премини, во взгляде женщины мелькает уйма чего, уйма мыслей касательно много чего — относительно жизни, времени, дружбы, гордости и отцовской, и материнской, — все это быстро мелькает во взгляде женщины, затем она отдает красивый наполеон Премини, протягивает ему, передавая у мужчины под носом, мужчина смотрит на передаваемый наполеон, провожает его взглядом, смотрит на руку Премини, тот берет, нет, не берет, он его не возьмет, говорит он себе, нет, все же берет. Спасибо, действительно, большое спасибо, говорит Премини. И открывает рот. В тот же миг слышит голос мужчины.
Ты голоден, замечает мужчина. Да, отвечает Премини, глядя на кончик наполеона. Премини также сводит зрачки, глядя на кончик наполеона. Он открывает рот. В тот же миг вновь раздается голос мужчины.
У тебя нет работы, произносит мужчина. Вы ешьте, ешьте, отвечает Премини, на меня не смотрите, мне так неловко. Ты хотя бы ищешь? спрашивает мужчина. Я уже нашел, говорит Премини, ну если, конечно, получится, но в объявлении. Можно взглянуть? перебивает мужчина. Перестань его донимать, вмешивается женщина, ты разве не видишь, он подыхает с голоду? Ты права, соглашается мужчина. Давай есть.
Пожилая женщина широко раскрывает рот. Пожилой мужчина надкусывает свое пирожное. Премини, сминая половину своего, видит, как другая приподнимается. От выдоха из его ноздрей воспаряет облачко сахарной пудры. Отовсюду выдавливается крем. Вкусно, но до чего же. Ну и пусть. Он уминает пирожное в три счета, облизывает пальцы, вытирает о джинсы, разглядывая пейзаж: цвета изменились, дымки почти уже нет, видны горы.
Ну так что с объявлением? спрашивает его мужчина. Может, получится, отвечает Премини. Он достает газету, открывает на нужной странице, складывает вдвое, вчетверо, передает мужчине, показывая, вот, здесь, посередине. Дай мне очки, говорит мужчина.
Женщина отряхивает платье, смахивает крошки с подола, висящего между ног, Премини видит форму ног, особенно колен, представляет, как выглядит то, что выше, бедра, живот, ему неловко думать об этом, затем вдруг вспоминает о фотографии из журнала, которую видел у Сесилии, фотография голой старой женщины, очень старой — можно сказать, старухи? — блондинки с голубыми глазами, или серыми, или светло-зелеными, черно-белая фотография, очень красивая женщина, наверняка была очень красивой, сказал он себе тогда, и она показалась ему чище, чем какая-нибудь молодая, меньше растительности, почти нет, но не как у молодых, которые все выбривают, и словно светлее, это показалось ему таким искренним, это его взволновало. Ты слышишь? переспросил мужчина, дай мне мои очки.
Женщина открывает сумку, шарит. Ты отдавал мне их? Точно? Ну да, да, поищи там получше, произносит мужчина. Премини хочется поскорее свалить. Ах, вот они, говорит женщина. Передает их мужчине. Ну-ка, посмотрим. Он читает внимательно, не торопясь, поднимает голову, снимает очки.
Ассенизация, ты хотя бы знаешь, что это такое? спрашивает он. Не очень, отвечает Премини. Будешь, малыш, изо дня в день откачивать
