которые три дня тому назад напали на инкассаторов, — зашептал он, — подскажите, как пройти к директору киностудии? А то жара такая, что голова гудит, а у вас тут чёрт ногу сломит.
— Шёрт сломать ногу? — Удивился один из иноземных послов, который понимал местную речь. — Это есть хороший шутка. Я её потом записать и издать книга.
— Да какие могут быть шутки, — заулыбался сыщик. — Я должен был найти похитителей пастельного белья, а сам случайно попал в кино. С меня за такую самодеятельность товарищ майор завтра шкуру снимет. Ну, так, где у вас здесь самый главный прохлаждается?
— О, я знать эта поговорка, — похвастался посол. — Снимать шкура с неубитый медведь — это есть глупый работа. Так вам нужен царь батька?
— Если для вас режиссёр — и царь, и отец родной, то сгодится и он, — согласился Самоваров, но тут же заметил. — Только с царскими порядками пора кончать. У нас в Советском союзе вообще-то с царями разговор короткий.
— Я, я, — закивал заморский посол. — Мы тут уже две недель, а с царём был только один короткий беседа. Всё дела, дела какой-то, шёрт ногу сломать. Ух, — тяжело вздохнул Д’Артаньян и изумительной красоты платочком вытер пот заливающий его лицо. — Прямо ходить по улице туда, там есть царский дворец. — Посол показал Самоварову, куда ему следует свернуть и добавил, — упаси тебя Бог.
— А я в Бога не верю, — хохотнул Глеб. — Гражданин Дарвин давным-давно доказал, что все мы произошли от шимпанзе. Удачных вам съёмок товарищи актёры!
Сыщик помахал рукой озадаченным послам и буквально полетел навстречу с директором киностудии. Единственное вещь, которая его немного смущала — это был размер выстроенных съёмочных декораций, конца и края которым не было видно. Повсюду, куда натыкался взгляд, ходили бородачи в подпоясанных рубахах на выпуск и красны девицы в сарафанах с кокошниками на голове, а по улицам ездили повозки запряжённые лошадьми.
«Может быть, этот городок выстроили где-то под Москвой? — подумал сыщик. — Может быть, по заданию партии и правительства перед Олимпиадой решили снять грандиозную историческую картину? А потом буду возить сюда иностранцев на экскурсии, почему нет?». Ещё больше в своих предположениях Глеб Самоваров удостоверился, когда встретил группу людей, переодетых в древнегреческие туники. «Аргонавты приехали за руном», — усмехнулся про себя «догадливый сыскарь».
— А сыщик-то наш молодец, — нахваливала незнакомца Василиса Гороховна, когда она с тётей Медузой Горгоновной и телохранителем Герасимом на почтительном расстоянии шагала за Глебом Самоваровым. — Сразу допетрил куда идти надо, в царский дворец. А кто мне хотел всю косу выдергать за то, что я в котёл зайца бросила? Я знаю, что надо бросать и самое главное кого…
Василиса запнулась на полуслове, так как незнакомец свернул в узкий проулок и исчез. Телохранитель Гераська смешно захлопал глазами, не понимая, куда делся странный иноземец, а тётушка Медуза криво усмехнувшись, своей племяннице напрямую высказала всё, что наболело за долгие годы:
— Раньше тебя нужно было пороть, да сейчас уже поздно. Набегаемся мы с этим сыщиком. Что с него взять: заяц, он и в Африке заяц.
— Руки вверх, — вдруг послышался голос Самоварова из-за спин Медузы, Василисы и Герасима. — Предупреждаю, я при исполнении, поэтому стрелять буду без предупреждения.
— Только спокойствие, я всё могу объяснить, — пискнула Василиса, задрав руки вверх, как и её спутники.
— Ты, мОлодец, наверное, думаешь, что попал в кино? — Неожиданно спросила Медуза Горгоновна.
— Ясное дело, куда же ещё? — Хихикнул Глеб. — С какой целью преследуете сотрудника милиции? Ты, бугай, отвечай первым!
— Я тебя огорчу, парень, — продолжила говорить тётушка Медуза. — Всё, что ты видишь вокруг — это не кино, это другой мир. И оружия в твоих руках нет.
— Зато есть удостоверение, — буркнул Самоваров.
И вдруг здоровяк, который ещё секунду назад стоял с поднятыми руками в трёх метрах от сыщика, ловко крутанулся и оказался рядом с Глебом на расстоянии удара. Затем перед глазами Самоварова мелькнуло что-то тёмное, и мощнейший хлопок прямо в лоб отправил младшего сержанта в глубокий и чёрный обморок.
* * *
Неизвестно сколько прошло минут, прежде чем младший сержант московской милиции Глеб Самоваров очнулся и открыл удивлённые глаза. Ибо за время незапланированной «отключки» странные преступники перетащили его в какую-то избу и привязали к жесткому неудобному деревянному стулу. Первое, что поразило сыщика — это был невообразимый бардак, творящийся в бандитской хате. На всех стульях, лавках, сундуках, на комоде и даже на обеденном столе валялись всевозможные книги вперемешку с женскими сарафанами, платками и кокошниками. Далее из соседней комнаты, к которой Глеб сидел спиной, пахло пригорелой кашей, и слышалась перепалка двух женских голосов. И наконец, прямо перед ним на дубовом столе возвышался большущий самовар, из носика которого в блюдечко капала горячая вода.
«Ну что сыщик, хотел вжиться в банду? Получи, дурик, — с грустью подумал он. — Третий день на службе, а уже вышел на особо опасных преступников. Если выберусь живым, то мой портрет во всех газетах напечатают, моментально прославлюсь. А если нет, то тоже напечатают, но с траурной рамкой по краям. Эх, влип-то по-глупому ёлки-палки».
— А я говорю, что это не боярское дело — вашу кашу жарить и кислые щи парить! — Высоким голоском прокричала молоденькая разбойница на свою более опытную коллегу, когда они обе вошли в большую комнату.
Поэтому Самоваров моментально закрыл глаза и снова притворился человеком потерявшим сознание. Сыщику сейчас кровь из носа требовалось собрать побольше информации об этом странном преступном сообществе.
— Тогда найми прислугу! — Прикрикнула старшая бандитка. — Ты посмотри, во что терем отцовский превратила, пока его нет?
«Отец, папа, пахан! Аха, значит, скоро сюда пожалует и сам главарь шайки», — догадался Глеб и, затаив дыхание, принялся внимать дальше.
— Мой папа, между прочим, вотчины своей не имеет, — огрызнулась молодуха. — Он честный окольничий, мотается на границу чуть ли не каждый месяц и всё это за один оклад. Ни то, что некоторые, которые на рынке ведьминой водой промышляют!
— Денег, значит — нет, а книги на какие шиши тогда покупаются? — Пристыдила молодую бывалая подельница.
— Это моё личное дело, в которое я вас, тётушка, попрошу не соваться! — Фыркнула молодуха.
«Да тут целая мафия собралась, — присвистнул про себя Самоваров. — Значит так, спекуляция самогонкой на рынке — это раз. Контрабанда запрещённой литературы через границу — два. Похищение работника милиции — три. И нападение на инкассаторов — это то же их рук дело. Иначе, зачем им в преступной группировке такой боевой верзила?».
— Ладно, всё, мир, — первой пошла на примирение более старшая и опытная преступница. — Не кажется ли тебе, Василиса, что наш сыщик что-то слишком долго не приходит в себя?
— Так кулак у Герасима тяжёлый, — сказала молодая, — главное, что не прибил. Уже хорошо.
«Это ещё бабушка надвое сказала, кто кого. Если бы я случайно не поскользнулся, то этому бугаю пришлось бы не сладко. Я бы ему показал один хитрый приёмчик из дзюдо», — усмехнулся про себя Глеб. И тут же ему кто-то внезапно пальцами зажал нос, поэтому сыщик моментально открыл глаза.
Глава 4
Битый час ведунья Медуза Горгоновна втолковывала сыщику из параллельного мира, что здесь не снимают кино и вообще не снимали никогда, что вызвали его всего на трое суток по очень важному государственному делу, и что вернут обратно в тот же день, но ближе к полуночи.
«Психи, — подумал Глеб Самоваров, глупо улыбаясь и кивая головой, когда его развязали. — Банда психически больных людей, которые начитались вредной зарубежной литературы. Следовательно — делаю вид, что всё осознал, со всем согласен и даже готов потрудиться во славу Великой Морковии, морковку им в одно место».
— Значит, царя зовут Евагрий Седьмой Великолепный? — Еле-еле сдерживая рвущийся наружу гомерический гогот, спросил Глеб собравшуюся ненормальную компанию.
— Да, Великолепный, — дерзко ответила Василиса, рассматривая служебное удостоверение милиционера. — А вас, товарищ сыщик, зовут Глеб Самоваров? Вы случайно родом не из Тулы?
— Почему из Тулы? — Насупился Глеб, так как его ещё в школьные годы дразнили туляком, после того как учительница на уроке обмолвилась, что Тула — это родина
