пустых семидесяти пяти лет после того случая.
— Ди, ты знаешь, что я не мог, — говорит тихо, а громче добавляет для жены: — любовь моя, вернись в комнату.
Эсма с разыгранной покорностью зашла в спальню, но дверь плотно не прикрыла, мы с братом отошли, точнее, я позволил себя увлечь подальше от спальни. Оба слышали шаги Эсмеральды, она не отошла далеко от двери, прислушивается к нашему разговору, даже дыхание задерживает, чтобы не упустить ни единого слова.
— Эн, скажи мне то, чего никогда не говорил. Я знаю, что ты оставил что-то в рукаве об Эсти. Сейчас я готов это услышать. Почему она пришла к тебе?
— Ди, зачем это вспоминать? Ты же знаешь, что у меня до нее не было настоящих женщин, только шлюхи, — он сказал это пониженным голосом с легким покашливанием, — с которыми ты сам меня знакомил. Разве не помнишь? Ты открывал мне двери в мир женщин, чуть ли не сам обучал всему. Но среди них не было никого с чувствами, только наигранные эмоции, а Эсти была настоящей. Я подслушивал ее чувства, когда вы были вместе…
— Ах ты ж сукин сын… Да простит меня матушка. А сам сейчас какого хрена гонишь меня? Ты знаешь, как мне не хватает этих самых настоящих эмоций!
— Это другое. Эсма — моя жена, и у нас с тобой уговор. Ты не лезешь в нашу семью, а Эсма попробует воскресить Эстелиту, когда у нее будет достаточно сил.
— Ты не ответил на мой вопрос. Допустим, ты не трахался с нормальными женщинами тогда, но почему Эсти к тебе пришла? Сотни раз ты повторял, что она к тебе первой полезла. Я хочу знать, почему.
— Ди, давай не будем об этом. Ты знаешь, что эта магия всем рвет крышу.
— Говори, Эн. Я чувствую, ты что-то скрываешь. Это важно, тем более, если Эсти ко мне вернется. Я должен знать, в чем я ошибся.
— Ладно, Ди, я скажу, но ты сразу уйдешь, — Энди посмотрел на часы, висящие на стене, они напомнили ему, что свободное время подходит к концу. — Она была хамелеоном, ты сам помнишь. Подстраивалась под всех. Когда ты хотел быть котом, она сама становилась кошкой, когда тебе хотелось птичьей нежности, она подыгрывала. Когда она пришла ко мне, первым, что она сказала после поцелуя, было что-то вроде: я хочу разнообразия.
В спальне с неплотно закрытой дверью что-то упало, послышались шаги вприпрыжку, меня это слабо заинтересовало, потому что в ушах на повторе крутились слова младшего брата.
— Что? — повторил чужим отстранённым голосом.
Брат не стал повторять, зная, что я все услышал правильно. Мне осталось только вложить эту потерявшуюся деталь в свою картину из осколков.
— Эсти хотела разнообразия? Ты что-то путаешь, брат. Мы трахались, как звери, и каждый день по-разному! Какое еще разнообразие?
— Брат, прости, давай закончим этот разговор.
— Договаривай, Энди, иначе я не уйду!
— Нежность. Она хотела нежности для разнообразия. Понимаешь?
Я проглотил три тугих сгустка, и они тяжестью легли в живот. Пульс подскочил, для надёжности я оперся о косяк двери. Брат знает, что я чувствую, а я знаю, что он жалеет меня. Осталось добавить что-то из жалостливых слов, чтобы окончательно меня добить, но Энди промолчал. Вместо него тишину разбила Эсма.
— Разнообразия, да, Энди? Нежности, да? — в нашем направлении полетела ваза, недавно мирно стоящая на туалетном столике, за ней со свистом воздух рассекли три подушки, мы с Энди на автомате отбросили в сторону все угрожающие предметы.
— Эсма, это не имеет к нам никакого отношения! — Брат заговорил своим самым ласковым голосом, чувствую, что вкладывает в слова всю свою любовь, но вместо ответа в него полетели вазоны с цветами. Нам с братом кое-как удалось поймать их на лету и водрузить на место, почти не рассыпав содержимое.
— Ты душишь меня своей нежностью! И своим разнообразием! Думаешь, если два дня подряд в одной и той же позе, то я сбегу?! — Эсма разъярилась, бушует, как маленький бизон, рвет все вокруг, вот-вот вцепится в брата, а я наблюдаю с умилением и смехом, уже и забыл свои печали. — Вот к нему сбегу?!
— Почему бы и нет? — я усмехнулся, подмигнул невестке.
— Эсма… Прости, любовь моя, это не о нас, пожалуйста…
На этот раз в нас полетела стая птиц, выглядело настолько натурально, что я начал отмахиваться, поздно понял, что это неосязаемая иллюзия, созданная Эсмой. После птиц на нас бросилась стая рычащих кошек, причем такого вида, будто они действительно собираются нас съесть или жестоко разодрать. Наша малышка иллюзионистка с фантазией.
— Эсма, — я решил подлить горючего в пылающий костер, — он трахал мою Эсти по-кошачьи, когда я их застукал.
Эсма бросила на меня пылающий взгляд, в ее руках тут же появился огненный шар. Секунда промедления, и огонь выскользнул, но так никуда и не полетел, растаял в воздухе, оставив на своем месте легкий дымок.
— Эсма, Эсма, успокойся, — Энди осторожно ступает к жене, руки выставил вперед, — успокойся, я люблю только тебя, ты моя единственная любовь, я никого и никогда не любил так, как тебя.
Огненные шары полетели поочередно в меня и Энди. Значит, пламенная речь с признаниями на нее не действует.
— А я-то здесь причем? Это ваша разборка! Я все по делу сказал, — отбился от шара, который оказался очередной иллюзией. Если бы эта кроха захотела, могла бы и настоящим огнем пульнуть, но, видимо, она не настолько зла, чтобы пытаться всерьез нас уничтожить.
— Эсма, я люблю тебя больше жизни, прости меня, — брат продолжает успокаивать жену, я наблюдаю с умилением. Сейчас бы сесть на диван с пакетом чипсов. Это концертное представление получше любого фильма.
Эсма бросила еще два красноречиво-злобных взгляда на нас поочередно и с шумом закрыла дверь спальни. Если бы этот дом был старым, то мы услышали бы, как сыплется штукатурка или как трещит дерево, но от стука только зазвенело в ушах.
— Брат, ты хоть понимаешь за что просишь прощения? — спрашиваю сквозь плохо скрываемый смех. — Чего это она в бешенную самку превратилась? А, стой, не говори, сам угадаю. Недотрахал!
— Молчи, Ди, — брат стоит под закрытой дверью, еще бы на колени стал, чтобы молиться правдоподобнее. — Эсма, любовь моя, открой мне, пожалуйста.
— Ты же сам можешь переместиться в комнату. Или я чего-то не понимаю?
— Ты ничерта не знаешь о семейной жизни, Ди. Иди уже по своим делам, я сам разберусь со своей женой.
— Да объясни ты нормально, что у вас за страсти такие. Разве
