— Вы смотрите в самый корень, молодой человек, — отозвался дядя Миша. — Ведь это поэтический образ. Летопись сообщает нам, что князя укусила змея. Но есть основания полагать, что речь идет не о настоящей змее, а об измене в своем же кругу.
— Вы правы, профессор, — значительным тоном произнес Олег. — Я уверен, эти трусы просто боялись его бесспорного лидерства и убили из страха перед его превосходством. Это доля всех незаурядных людей. — Он дернул головой, откидывая челку со лба, как бы подтверждая, что о судьбе неординарных личностей ему легко судить по собственному богатому опыту. При этом покосился на меня с каким-то странным выражением лица и смахнул воображаемую пылинку с плеча.
— Спасибо, студент Кружкин, что одобряете мою точку зрения, — улыбнулся дядя Миша. Я же заметила, как при этой издевке блеснули радостью карие глаза красавицы Инги: той явно понравилось, что ее заносчивого кавалера посадили в лужу. Ну и странная же любовь!
Дядя Миша тем временем продолжал:
— Но насчет лидерства вы правильно подметили. Некоторые историки считают, что заговор против Олега, который летописец назвал змеей скорее иносказательно, мог возглавить молодой князь Игорь, не поделивший с ним именно это лидерство. Ведь, по летописным источникам, после смерти Рюрика Вещий Олег, его родственник, остался регентом до совершеннолетия наследника. А в 912 году, когда умер Олег, Игорь перешел все мыслимые пороги совершеннолетия, а власти и не понюхал. И самым значительным событием его тридцатипятилетней жизни была женитьба на Ольге. Что даже в наши дни маловато, не говоря уж о тех временах воинов и завоевателей.
— А есть еще версия о том, что Олег сам направил на себя змею, потому что был волхвом и, по преданию, родился от змеи. И его смерть могла быть сакральным актом, — вставила Маша. — Но я лично в это не верю.
Юные стражи порядка уже увлеклись перспективой расследования:
— Так значит, это было убийство, и оно до сих пор не раскрыто?
— Именно так, молодые люди, — продолжал улыбаться дядя Миша. — И, возможно, вам предстоит раскопать вещественные доказательства, которые позволят установить истину!
Мальчики недоверчиво бурчали, хвастаясь своими знаниями:
— А что толку? Ведь там уже все сроки давности вышли, в суд никого не доставишь, а без этого весь смысл расследования теряется!
— Суд истории, молодые люди, гораздо страшнее обычного правосудия, — мудро заключил дядя Миша.
3
Наутро я пришла в крепость к восьми часам — Арне назначил мне именно это время в соответствии со своим шведским режимом. Господи, даже Италия его ничему не научила! С другой стороны, рано утром было не так жарко, и я рассчитывала, что к обеду швед угомонится и я смогу сбегать искупаться в Волхове и позагорать на крепостной стене — даже местечко уже приглядела!
Арне нигде не было видно, и я разговорилась с «камералкой» — завхозом экспедиции Тамарой Семеновной.
— А он на пробежку отправился, — рассказала она. — Вы пока ко мне пройдите, что ли. Почитайте что-нибудь, а он мимо не пройдет.
Так! Финно-швед, видимо, решил, что я непременно окажусь непунктуальной, и решил опоздать сам! Стоило ради него вставать так рано! Чтобы скрасить неожиданно возникший досуг, я зашла в кабинет Тамары Семеновны и с ее разрешения принялась листать книги регистрации находок. Сама хозяйка, сославшись на срочные дела, убежала и оставила меня один на один с отчетами экспедиции. Работали в этом году около месяца, и за это время были найдены в основном черепки керамики и обломки каких-то металлических изделий, но были и настоящие редкости. Например, я нашла запись о шести монетах X века, трех с половиной скандинавских фибулах и серебряном кубке. Интересно, что все они были находками одного человека: везде стояла подпись «Инга Пономаренко» — это была та красивая студентка, чей странный роман так неприятно поразил вечером нас с Лизой.
— Простите, а что вы здесь делаете и по какому праву? — Строго спросил меня мужской голос, говоривший по-русски чисто и грамотно, но с легким азиатским акцентом. Подняв глаза, я увидела молодого человека лет тридцати пяти, худощавого, смуглого и черноволосого; его внешность также говорила о том, что в графе «место рождения» следовало писать какое-нибудь славное на весь Восток географическое название. Черт, а ему-то что надо? Вроде вчера я его не видела. И неужели я позволю отчитывать себя, как школьницу? Ну уж нет! Я гордо выпрямилась на стуле и сказала как можно более равнодушно:
— Проверяю, если вам интересно. Вот здесь, кажется, страница одна вырвана. — Я кивнула на книгу учета, почему-то надеясь, что это заявление будет воспринято как повод оставить меня одну. Не тут-то было!
Парень уставился на меня вдвое внимательнее и спросил:
— А вы откуда к нам с проверкой? Счетная палата? — Ха! Поверил!
— Народный контроль, — безапелляционно заявила я, давая понять, что разговор окончен. — Что найду, сообщу в милицию, — я решила добавить это заманчивое обещание, чтобы окончательно деморализовать собеседника: а то еще помчится к дяде Мише жаловаться!
Однако надоедливый посетитель не испугался, а, напротив, подошел к столу, взял в руки книгу и стал внимательно рассматривать. Потом с уважением посмотрел на меня:
— Невероятно, но вы правы. Здесь нет страницы. — Он протянул мне книгу, приглашая удостовериться в истинности этого утверждения.
Я приосанилась: надо же, ляпнула наугад, а вышло, что в самую точку! Сразу же припомнились недавние детективные подвиги — как ни крути, а без меня то убийство до сих пор оставалось бы, как выражаются «в органах», «висяком»! Но почти одновременно с самодовольством в душу закралась смутная тревога: а с чего это вдруг из книги учета ценных находок тут пропадают листы? Я вгляделась в корешок: все выглядело обыкновенно. Только в одном уголке торчал крошечный рваный хвостик, свидетельствовавший о том, что страницу удалили механически и безвременно. Интересно, и что там было?
Похоже, парень думал о том же, потому что достал из ящика лупу и принялся придирчиво исследовать книгу миллиметр за миллиметром. Меня несколько огорчало, что при этом он молчал и только угрожающе цокал языком; становилось как-то не по себе.
— Что это вы тут изучаете? — Прозвучал от двери новый голос; принадлежал он Олегу, тому самому вчерашнему студенту Кружкину, неординарному человеку, любимцу публики и неформальному лидеру группы.
Мой первый собеседник обернулся к нему с книгой в руках:
— Олег, здесь не хватает страницы.
Олег посмотрел на него странно, потом уставился в потолок, в окно, на меня и наконец сказал:
— Ринат, похоже, ты пытаешься придать значение тому, что иметь его не может!
Черные глаза Рината горели: я с удивлением прочла в них то ли злость, то ли раздражение, направленные против Олега. Он строго сказал студенту:
— Олег, ты прекрасно понимаешь, что это значит и что я хочу сказать. — Он не сводил с вошедшего строгого взгляда.
