Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
дальний карман рюкзака и забывала о том, что он существует. Внимательнее всматривалась, вслушивалась в то, что её окружает, будто старалась услышать чей-то зов.
Дальше она легко понимала, в какую сторону зовёт её город, и не противилась этому. Так поступить было бы глупо: он никогда её не обманывал и всегда давал даже чуть больше, чем обещал изначально.
Вчера Мире выпала точка в районе, где ещё лет пятнадцать назад жила её прабабушка, с которой она так и не успела по-человечески сблизиться. Обшарпанные, потемневшие от времени жёлтые двухэтажки, которые ещё в послевоенные годы строили пленные немцы, стояли в низине. Их не видевшие асфальта дворики с аккуратными невысокими заборчиками вокруг палисадников тонули в зелени. Это настроение хотелось запечатлеть. Мира машинально потянулась рукой в карман, а потом остановилась — нет, не сегодня.
Город звал её дальше, туда, где стучал колёсами поезд; а потом ещё дальше, за железнодорожные пути. В этот раз он подарил ей берёзовую рощу, которую ей тоже захотелось запечатлеть, но она снова пошла на принцип. В конце концов, теперь никто не мог отнять у неё эту рощу — она могла прийти сюда в любое время, когда позовёт её город.
И теперь ей хотелось знать, слышит ли этот зов кто-то другой, и если да, то какие места город подарил ему.
* * *
Мира очнулась от всплеска аплодисментов и увидела, как Рыжова, поклонившись, засмеялась. Следом по локтю проползло что-то, легонько защекотав, — это были волосы Юльки, которая встала и готовилась идти к доске, потому что был её черёд выступать.
Говорить она собиралась, конечно, о танцах. Юлька всегда ставила их в приоритет — нередко уходила с пар, быстро убегала с совместных прогулок, вдруг вспоминая о том, что нужно готовить зал. В прошлом сентябре её почему-то захотели выдвинуть на роль старосты, но она и тут выбрала танцы.
Юлька порой признавалась, что любит сцену, и Мире казалось, что это взаимно. На неё пристально смотрели десятки, сотни людей, а она оставалась собой. Вряд ли чужое внимание было её самоцелью, как у Рыжовой. В каждом выступлении Юльки из тех, которые Мира успела увидеть за неполный год их знакомства, она улавливала капельку личного, нечто такое, что та хочет доверить ей и только ей. Это сквозило в мельчайших тонкостях движений, во взгляде — им она одновременно охватывала всех, кто сидит в зале, и искала среди них кого-то конкретного, чтобы через танец рассказать ему то, что знает о жизни только она сама.
Юлька и теперь, казалось, танцевала, только жестами, а на её щеках от улыбки проявлялись милые ямочки. Глядя на её светлые, волнистые длинные волосы, чуть взъерошенную чёлку и полуудивлённые голубые глаза, Мира ощутила её открытость, за которую она Юльке втайне завидовала. Это насколько же нужно верить в себя, чтобы не бояться преподносить себя такой, как ты есть, — думала Мира. Насколько сильно нужно любить людей, как глубоко нужно интересоваться ими, чтобы давать им то, что даёт Юлька.
Мире гораздо нужнее был сам зов города, о котором она собиралась рассказывать, и открытия, которые он даёт, нежели те другие, кто тоже мог его слышать. Если бы не зачёт у Полева, она могла бы ещё месяцами бродить по улицам одна и ни с кем не обсуждать это. Она была из тех, кто без труда обходится без контакта с людьми, не чувствуя себя неестественно и не мучаясь скукой.
Порой, когда Мира отчасти замыкалась в себе, Юлька шутила: «Совсем я тебе не нужна стала, да?». Мира, улыбаясь, молчала, но ловила себя на мысли о том, что эта шутка из тех, в которых есть доля правды. Жить на факультете без Юлькиной поддержки было бы сложнее, но уж точно возможно.
Явно было бы больше смешков от Рыжовой и тех, кто вертится вокруг неё, но в конце концов, Мира поступила на гумфак для того, чтобы учиться. Чтобы связать свою жизнь с тем, что интересует её больше всего, — с изучением искусства. Что могут какие-то там смешки против дыхания веков?
Ничего не могут. Вспомнив об этом, Мира почувствовала, будто внутри что-то щёлкнуло. Они ведь и против целого города, против его дыхания ничего не могут тоже. Он точно сильнее, важнее, а самое главное — он её любит. А она любит его — так почему бы просто не сказать об этом вслух?
* * *
Мира выпуталась из своих мыслей уже тогда, когда Юлька, искристо улыбаясь, шла обратно за парту. Она явно была довольна результатом — и Полев тоже выглядел довольным. Аудитория расслабилась, настроилась на дружелюбный лад и теперь немного гудела, с интересом ожидая того, кто пойдёт к доске следующим.
Но делать это никто не спешил. Гул аудитории начал понемногу утихать, и сидящие на передних партах стали оглядываться, пытаясь выцепить в толпе того самого человека.
— Да кто третий? — спросила Рыжова.
Полев глянул на наручные часы, пригладил бородку и промолвил:
— Коллега под номером три, прошу. — Видя, что никто не откликается, он начал водить ручкой по списку. — М-м… Московцева Наталья.
Это сочетание фамилии и имени звучало непривычно, и некоторые стали с недоумением переглядываться. Потом кто-то шепнул:
— Да Таша!
И взгляды обратились на Ташу, сидевшую в одиночестве на второй парте у самой двери. Она надела очки, чуть вжала голову в плечи и продолжала молчать, пока в аудитории становилось всё тише и тише. Мира на миг почувствовала себя на её месте и вспомнила о том, что тоже боится выступать.
Полев встряхнул руку с часами и снова посмотрел на них.
— Наталья. Вы готовы?
Таша молчала.
— Вы не готовы, Наталья. — Голос профессора понизился, и он, словно стараясь быть тактичным, сказал: — Останьтесь, пожалуйста, со мной, когда все уйдут.
Замотав головой, Таша сдёрнула с крючка сумку и выскочила из аудитории. Миру будто что-то пронзило изнутри так больно, что сбилось дыхание. Толпа зашушукалась, рассуждая о том, что будет дальше; кто-то даже сорвался вслед, но решил не догонять и остался в дверях.
Полев не стал дожидаться того, что все заговорят в полный голос, поправил роговые очки и постучал ручкой
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
