Книга Хроники Ордена Церберов - Яна Ясная

В трапезной было людно. Суетилась обслуга, разнося простую, но вкусную и сытную еду.

Свободных мест хватало, но я покрутила головой, выискивая своих соучеников по Логову: дело к ним было.

Владис и Терек, оба темноволосые, смуглые и невысокие, сидели с самого краю длинного стола, тощий и нескладный Дем, по которому ни за что не скажешь, что магически он один из самых сильных Клыков во всем нашем наборе —  напротив них. Вот рядом с ним я и устроилась. Аим сел по другую руку от Дема, и тем завершил сбор новиков акрополя Кремос.

—  Успели разузнать, где здесь что? —  я проводила одобрительным взглядом миску с кашей, обильно приправленной маслом, которую плюхнул передо мной мальчишка-разносчик, и достала из посного мешочка ложку.

—  Когда бы, —  буркнул Терек, без особой охоты ковыряя в миске ложкой.

Бедняге досталась дурная особенность: в волнении он совсем не мог есть. И сейчас, когда от будущей службы его отделяло лишь время, отведенное на завтрак, кусок ему в горло не лез.

—  Я узнавала —   после завтрака и до распределения будет с полчаса свободного времени. Выяснишь, где здесь портомойня.

Влажные утренние тряпки взывали к воде и щелоку.

—  Прачечная, деревня! —  встрял Дем.

—  Поговори мне тут еще —  и пойдешь искать целителя. —  Я зачерпнула каши, подумала, и решила, что такая инициатива не должна оставаться без награды, и постановила, —  Кстати, и пойдешь. После завтрака узнай, кто в Кремосе ведает зельями, артефактами и прочей отравой, а то мы все пустые, считай. Аим, на тебе прочий припас  —  так что после завтрака ищешь кладовщика, и выясняешь, чего здесь новичкам в путь выдают. Терек…

Подвижный и живой, уроженец графства Талар был самым общительным из нас, и именно его я попросила:

—  Потрись среди старших, расспроси, кто такой Илиан Камень. 

—  Сделаю, —  легко откликнулся таларец, и я, с чувством удовлетворения убедившись, что все охвачены заботой, наконец-то смогла донести ложку до рта.

Что тут скажешь? Вкусно!

—  Ну и чучело.

Дар Ока, выпестованный годами обучения и приученный замечать направленное на хозяйку внимания, выхватил эту фразу из гомона голосов в трапезной.

Я покосилась на мальчишек: сидят, жуют, переговариваются по мелочи… Нет, точно не слухом я эти слова услышала! 

Слова эти, меж тем, не остались без внимания:

—  С чего вдруг?

—  Да ты посмотри на нее, как вчера с Забытых Болот вылезла! За годы обучения могла бы и очеловечиться!

Я небрежно оглядела трапезный зал, пытаясь выискать говоривших.

Забавно —  наш орден собирает под свою “лапу” все имперские  языки и земли, но все различия быстро теряются и повадки становятся одинаковыми: таких, как я, упрямых или любящих подразнить гусей, не так уж много, а потому мой взгляд скользил по мужчинам и редким женщинам —  и невольно отмечал их сходство.

А вот определить, кто из них полоскал мне кости —  увы, не мог: несмотря на природный чувствительный дар и немалый опыт, приобретенный за время учебы, слишком уж мало мне еще были знакомы местные.

Я, ухмыляясь, черпала ложкой кашу.

Ну правда же, вкусно! 

И приятно попасть в место, где на тебя снова реагируют!

Край, откуда я родом, считается в Империи диким. Диким-диким. Глухим, болотным. И люди там живут дикие. Варвары сплошь, мясо сырым с кости едят (кстати, я пробовала — ничего так, только в зубах застревает).  И вера у них (у нас, то есть) дикая и варварская.

Я, вот странное дело, когда в орден явилась, этого всего не знала. Думала, что место как место: вот болота с нашей избушкой, вот деревня  ребятишками-приятелями, а вон там, на горке, за лесочком —  замок владетеля здешних мест. Отчего ж дыра и глухомань? Всё как везде.

А тут в ордене —  варварка! Дикарка! И ну всячески мне об этом сообщать. А я что, я ничего.

Я человек тихий, мирный. Я пальцы ломать не приучена, даже если ими, к примеру, в кого-то тихого и мирного тыкают. В меня, к примеру.

Но еще я и упрямый человек к тому же. 

В сердце Империи принято говорить, как осел. У нас говорили —  как коза. И если кто когда пытался согнать козу с крыши, когда коза не желает с нее слезать —  тот поймет, о чем я говорю. 

И вот пришла я в отведенную мне комнатушку и в первый же вечер на себя со стороны взглянула.

На шее шнурок, на нем четыре бусины: “первая в роду”, “последняя в роду”, “первенец”, “иду за Ведающим Тропы”.

На втором шнурке дырявый плоский камень, куриный бог   —  “дочь ведьмы”. По сторонам от него три стеклянных зеленых бусины  —  я трижды доказала наставнице, что знаю травы. Лягушачья косточка —  умею ходить по болотам. Серое с черным краем перо —  добыла птицу ловь.

Две русые косы на груди лежат — масть не редкая,  что дома, что здесь три из четырех русые. Всей разницы —  здесь девки все больше носят одну косу, а замужние бабы, и там, и тут вовсе волосы в узел и под платок убирают.

Косы перехвачены лоскутами змеиной шкуры, выделанной и скрученной в жгуты, и о-о-о, сколько можно сказать о человеке,  приглядевшись к этим жгутам: если шкура со змеи снята, то это значит “родилась на болотах”, а если выползень  —  “родилась на болоте”. Первое значит, что  в болотном краю родилась, а вот второе — в болоте мамка от бремени разрешилась. Про тех, кто носит выползень, у нас говорят “с болот выполз”. Если сброшенная шкурка от змеи безобидной, то, значит, вышло всё по воле случая и Ведающего Тропы, случайно прихватили схватки будущую мать в неурочном месте. А если с ядовитой —  то и самый распоследний дурак поймет, что роженица добровольно ближе к сроку ушла в заповедное место, в сердце топей, чтобы приумножить своему чаду магическую силу.

Я вот с тех пор, как до кос доросла, таскала в них выползень с ядовитой гарры-змеи, и могла точно сказать, что всё это вранье и не работает. 

И вот смотрела я на себя со стороны внутренним взором, смотрела, и думала… А что мне делать?

Можно бы конечно и снять: Ведающий Тропы велел предупреждать честных людей, кто стоит перед ними, но мой бог не требовал, чтобы его слово соблюдали те, кто покидал болотные земли. Что за смысл давать знаки людям, если они все равно не сумеют их прочесть?

Вот только… Чем больше я думала, чем больше представляла себя без “дикарских украшений”, тем больше понимала… Мне нравится. 

И если уж я и сниму знакомые и любимые с детства обереги и знаки, то только потому, что сама захотела, а не из-за тыкавших пальцев.