Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— Нескромная.
— Здесь женщин нет.
— Матерная была кличка.
— Значит, как зовут его — не знаете?
— Не знаю, как перед богом — не знаю.
— А в чемоданах что?
— Откройте да посмотрите.
— Товарищ полковник, — Жуков стоял на пороге комнаты, — вы в коридорчик выгляньте. А ты сиди, сиди на месте, Загибалов, сиди и не прыгай.
Костенко вышел в коридор, где стояли понятые и еще три милиционера.
— Вот, — сказал Жуков, — кровь, товарищ полковник. И на полу, и на обоях. Кровь, чтоб мне свободы не видать.
— Хорошо говорите, — усмехнулся Костенко. — Красиво.
— Так ведь всю жизнь с урками… Иной раз жене говорю, словно на этап отправляю: «Шаг влево, шаг вправо считаю побегом». Так что прошу простить. Обрадовался я, поэтому и заговорил приблатненно: кто б стал на эти бурые пятна внимание обращать — кухня на то и есть кухня, чтоб в ней мясо разделывать.
— Давайте-ка вырежем кусок обоев, товарищ Жуков, — сказал Костенко. — И выпилим эту часть кадки — на ней тоже вроде бы кровь, а?
— Нет. Не кровь, — убежденно сказал Жуков. — Это у нас с Кавказа привозили гранатовый сок, все на нем помешались, чтоб пищу заправлять, потому как витамин. Я его цвет от крови сразу отличу.
— Значит, выпиливать кадку не будем?
— Не надо, товарищ полковник, и так дел невпроворот… А вот здесь… Ну-ка, ножку стола поднимите… Еще выше… Новиков, помоги, чего рот разинул?! Нагнитесь, товарищ Костенко, ко мне нагнитесь… Вот здесь кусок пола выпилить надо — это уже точно: кровушка.
Вернувшись в комнату, Костенко сел рядом с Загибаловым, придвинулся к нему, тронул за колено — тот неторопливо отодвинулся:
— Не надо, полковник, вы мне дружбу не вяжите, все равно не ссучите.
— Неумно отвечаете, Загибалов, потому как раздраженно — с одной стороны, а с другой — страх в вас вижу. А боятся только те, кто чувствует за собою вину.
Загибалов странно усмехнулся, сокрушенно покачал головою:
— Иные с рождения страх чуют, с кровью передалось.
— Историей увлекаетесь?
— А чего ей увлекаться-то? Куда ей надо, туда и пойдет, не жизнь, а сплошная автоматическая система управления.
Тут пришла очередь Костенко усмехнуться — он начал испытывать интерес к этому громадному человеку, в маленьких стальных глазах которого была видна мысль, как он ни старался играть дурачка — тюремная, видимо, привычка; вторая натура, ничего не поделаешь: дурачку порою живется легче, особенно в трудных ситуациях.
— Чемоданы не вскрывали, Загибалов?
— Не имею привычки в чужой карман заглядывать.
— Хорошая привычка, — Костенко обернулся и попросил милиционера, стоявшего на пороге: — Пригласите, пожалуйста, понятых.
В чемодане было барахло: поношенная кожаная куртка, ботинки, носки, две пары брюк, меховая безрукавка. В кармане этой-то безрукавки Костенко и нашел профсоюзный билет на имя Дерябина Спиридона Калиновича. ДСК.
Костенко поднял глаза на Загибалова:
— В какое время Спиридон от вас ушел?
— Ночью.
— Зачем скрывали, что знаете его имя?
— А я и…
— А я и… — передразнил его Костенко. — Откуда он приехал?
— Не знаю.
— И фамилии не знаете?
— Ну Дерябин.
— А молчали…
— Я-то завязал, а он, может, в бегах.
— «Может» или наверняка?
— Про такие вещи впрямь не говорят, ждать надо, пока сам решит открыться.
В комнату заглянул Жуков:
— Товарищ полковник, вас Москва требует.
Костенко поднялся:
— Я скоро вернусь, Загибалов. Подумайте, может, есть резон самому сказать правду. Это не милицейские фокусы — это закон: признание облегчает участь.
— Слыхал, — ответил Эагибалов. — Как же, как же…
— Когда жена придет с работы?
— У ней сегодня вечерняя смена, поздно придет.
— Адрес какой?
Жуков, усмехнувшись, откликнулся:
— Мы знаем, товарищ полковник.
4
Из Москвы звонил Тадава.
— Владислав Николаевич, — сказал он, — я посидел в нашем музее и откопал два любопытных документа.
— Давайте, — ответил Костенко, закуривая.
— Первый документ военной прокуратуры: в марте сорок пятого года в районе Бреслау, в нашей прифронтовой зоне был обнаружен мешок с расчлененным туловищем. Головы не было, как и в нынешнем эпизоде. Около места преступления нашли морской бушлат и бескозырку. На внутреннем ободке бескозырки полуисчезнувшие буквы, которые давали возможность предположить, что образовывали они имя и фамилию убитого.
— Записываю.
— Первая буква просматривалась явственно — «М». Затем пропуск двух или трех букв, затем «и», потом предпоследняя буква — либо «п», либо «к». Скорее «н», хотя тут со мной не соглашаются.
— Немного, а?
— Все же есть первая буква.
— А имя?
— Странное.
— Диктуйте.
— Заглавную понять нельзя. Вторая и третья — «и», «ш».
— Миша? Гриша? Никифор?
— Почему «Никифор»?
— Никита — если уменьшительно.
— Нет, не выходит. Предпоследняя буква «н».
— Значит, «Мишаня» или «Гришаня», — убежденно ответил Костенко. — Начинайте копать всех пропавших «Михаилов» и «Григориев». Как я понимаю, дело так и повисло?
— Совершенно верно, Владислав Николаевич.
— Из улик ничего не осталось?
— Остались два пальчика. Я заново поднял все архивы: ни до войны, ни после Победы человек с такой дактилоскопией не проходил.
— Но обстоятельства по почерку похожи: Бреслау и Магадан?
— Очень.
— Фронт в марте сорок пятого был уже в Германии…
— Именно так…
— Засадите пока что в компьютер имеющиеся буквы, попробуйте получить предположительный ответ. Наверное, получите семьдесят, сто вариантов имен и фамилий. Свяжитесь с военным архивом — вам подскажут, как убыстрить поиски по Бреслау. Это интересное сообщение. Что по второму вопросу?
— Второй документ на Загибалова. Я запросил колонию, где он отбывал срок. Среди полученных данных — пока еще приблизительных — я уцепился за тот факт, что он был мясозаготовителем…
— То есть — как?
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
