Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
делился своими предположениями перед отъездом профессор Немчуров. – Нутром чую: есть тут что-то, а найти не могу, нащупать не могу, будто рыба ускользает у меня из рук, когда я пытаюсь схватить ее за жабры.
– Я остаюсь. – Николай произнес эти слова, не поднимая глаз на профессора, и потому не заметил, как тот нахмурил брови, с недоумением глядя на своего сотрудника.
– Остаешься? Но у нас больше нет денег на финансирование этой затеи! Ты же знаешь, что институт не будет платить за продолжение изучения Территории.
– Я остаюсь.
Это было последнее, что Волкогонов сказал профессору. Прощаясь на перроне, когда все члены экспедиции уже загрузились в поезд, он больше ни с кем не перемолвился и словом, лишь передал жене письмо, которое профессор молча взял из его рук и кивнул, различив адрес на конверте. С тех пор Николай больше не покидал «Вятку».
Привыкнуть к тишине Территории казалось делом непростым, особенно для того, кто всю свою жизнь прожил в городе, где беспрестанно шумят автомобили, ездят трамваи и автобусы, за стеной разговаривают беспокойные соседи и на проводах чирикают птички. На «Вятке» не осталось ничего из той прежней жизни. Вот и сейчас тишину нарушал лишь шум дождя – единственный источник звука помимо разговоров между людьми. Серое небо стало совсем мрачным, сумерки поглощали Территорию – эту черную точку на карте, куда не проникало всевидящее око спутников из космоса.
Из здания вокзала вышел Рябой, окинул взглядом Волкогонова, неотрывно смотрящего в направлении убегающих вдаль рельсов, но не стал его беспокоить. В руке он сжимал алюминиевую походную кружку, в которой, судя по аромату, был кофе. Рябой присел на другую скамью, ничуть не заботясь о том, что в его чашку падают капли. Он пил его так, будто сидел у себя дома и смотрел телевизор, не обращал ни малейшего внимания на дождь и ветер, бьющий в лицо. Теперь для него любое место на «Вятке» становилось домом, будь то родная избушка или кочка на Желтом болоте. Он тоже стал смотреть туда, откуда всегда приезжал поезд, будто нутром чувствовал, что электровоз вот-вот появится из-за далекого изгиба железнодорожного полотна и огласит окрестности гудком.
– Гаси лампу, сегодня не придет, – неожиданно бросил Волкогонов.
– Уверен? – засомневался Рябой, не спеша вставать со скамьи.
– «Вятка» закрылась, – произнес Николай, заставив Рябого вздрогнуть; тот в свою очередь прислушался к своим внутренним ощущениям и согласился с проводником: ему тоже казалось, что сегодня нет смысла в дальнейшем ожидании.
– Утром прибудет. – Николай по-прежнему не двигался с места.
Рябой встал, выплеснул кофейную гущу на шпалы, шмыгнул носом, затем, подойдя к керосиновой лампе, задул ее и хмурым вестником отправился в зал ожидания, где новички еще не знали, что нынешний день прошел зря.
– Баста, братва, паровозик из Ромашково задерживается, – зычно пробасил Рябой, внутренне потешаясь над недоуменными лицами других проводников: они еще не понимали, как старички распознаю`т, придет сегодня поезд или нет. – Увидимся утром.
Никто не стал расспрашивать о причинах задержки состава, все медленно потянулись к выходу, размышляя, как скоротать ночь. Такие пустые ночи в Бекетове длились дольше года, когда проводники не могли спать, ворочались в своих холодных постелях, курили до изнеможения или сидели за столом, поминутно отпивая из кружки давно остывший кофе.
Нервный, точно ужаленный, протиснулся между коллег и первым бросился вон.
– Заполошный, – вполголоса прокомментировал его поведение Рябой.
– Сломался пацан, – шепнул Сергей, проходя мимо. Они пожали друг другу руки, и Шабаров тоже скрылся за дверью. Теперь на станции оставался только Рябой, да еще Николай по-прежнему торчал унылым поплавком на скамейке у перрона.
– Остаешься? – Рябой вернулся к Волкогонову и присел на прежнее место, где только что пил кофе.
– Почему ты не уехал вместе со всеми? – неожиданно спросил Николай, чем смутил последнего: об этом его никто никогда раньше не спрашивал.
– Я, грешным делом, подумал, что теперь везде так, – припомнил Рябой. – Местные в тот день жутко напугались вспышки, думали невесть что. Паника… Ринулись прямо по рельсам в город. Даже не знаю, кто из них тогда вышел. А я как зачарованный смотрел на вспышку, боясь отвести глаза. В глазах уже зайчики пляшут, и слезы по щекам – а я все смотрю и смотрю. Очнулся, а на станции ни души, на улицах брошенные пожитки, собаки заходятся – и никого вокруг. Мне бы, дураку, следом броситься, спасаться, а я шагу ступить не могу, стою посреди улицы как приколоченный. Вроде и жуть берет, а бежать не могу. Потом вижу, на другом конце улицы ты стоишь и на меня смотришь. Тогда, признаюсь, ты меня здорово напугал. Видок у тебя был тот еще… – Рябой хохотнул, вспоминая взъерошенные волосы на голове Волкогонова и его широко открытые глаза. – Ты будто увидел там что-то, что долго искал. Когда оказалось, что ушли не все, мне стало легче: вроде как не один пропадаю.
– Иногда кажется, что это мы ушли, а все остальные остались, – промолвил Николай. – Мы похожи на пленников «Вятки» или ее призраков, которые не могут покинуть Территорию.
– Не говори ерунды. – Рябой поежился от таких слов. В последнее время он часто размышлял о том же, но был не в силах признать, что правда, скорее всего, на стороне Волкогонова. – Пойдем, сам же знаешь – поезд ночью не придет.
– Я знаю. – Николай оторвался от скамейки, засунул руки в карманы своего пыльника и побрел к домам за станцией.
«Всего лишь ночь переждать – и опять возвращаться в неизвестность», – размышлял Волкогонов, шлепая по грязи рядом с Рябым. Их дома стояли напротив, они нередко заходили друг к другу в гости, но встречи эти были тягостными, томительными и отнюдь не наполненными беспечными шумными разговорами.
Рябой кивнул товарищу, прежде чем скрыться за калиткой; Николай ответил ему почтительным кивком. Прощаться так они стали довольно давно и старались не нарушать традицию.
– Зайди с утра, – вдруг попросил Волкогонов, – мне нужно тебе кое-что отдать.
Рябой замер на месте и потом еще долго смотрел вслед скрывшемуся в сенях проводнику. Затем вздохнул, бросил взгляд в сторону станции и взялся за ручку двери. Дернул ее на себя, морщась от скрипа старых дверных петель, и вошел в натопленное помещение, дохнувшее запахом обжитого места и табачного дыма.
Глава вторая
Прибытие
Волкогонов вытер ноги о старый коврик в прихожей, прежде чем пройти в кухню, через которую можно было попасть в гостиную и спальню. Электричество на станции давно отсутствовало. После вспышки оно бесследно исчезло, хотя линии электропередач
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
