Книга Бэкап Междумирье - Ал Коруд

- Вы же понимаете, младший сержант, что ваше подразделение особенное, постоянно имеет дело с государственной тайной. Поэтому служить в нем должны люди с безупречной репутацией, - взгляд у майора был какой-то странный, вроде доброжелательный, но таких друзей я бы держал подальше. - Вы же за время службы успели отлично себя зарекомендовать. Сами понимаете, что в условиях войны возникает некоторая сумятица с документами, так что не будем тратить наши усилия и время на излишнюю формальность. Подпишите здесь и здесь.

- Что это? – я старался, чтобы руки не дрожали. Хотя для такого опытного особиста подобное поведение вполне привычно. Самые отчаянные ухорезы до дрожи в коленках побаиваются собственную контрразведку.

- Подписка о неразглашении, форма для офицерского состава. Опираясь на сегодняшний послужной список, ваши командиры считают, что у вас настоящий нюх на американцев. Они также полагают, что и в предстоящей операции вы скорей всего первым и обнаружите искомый объект. Ну, а нам хочется, чтобы вы полностью осознали личную ответственность секретоносителя.

Вот сука, мягко так стелет, прикрывая собственную задницу, а ведь наверняка что-то подозревает. Хотя нет, это уже моя паранойя в уши нашептывает. На фронте собственные приметы и знаки имеются. Удачливых и бедолаг смерть разводит по сторонам бытия предельно быстро. То, что мне постоянно везет, фронтовиков совсем не удивляет, по этой причине мне звание сержанта и восстановили, а затем в командиры вывели. На войне самое главное – показать собственную эффективность. Ну а причина её показывать у меня есть, очень даже личная.

- Давайте бумаги.

Приняв документы обратно, особист удовлетворительно хмыкнул, еще раз пробежал по ним взглядом.

- Желаю вам удачи, товарищ Кожин, - слово «товарищ» из уст службистов в этом времени много значит, на душе сразу становится чуть теплее. Но два раза ха, уже у брезентового полога меня догоняет вторая половина контрастного душа. – Только вы бы прекратили ваши антипартийные разговорчики. Не надо, пожалуйста, люди жалуются.

Бросаю взгляд исподлобья, на прощание, так сказать! Как эти сволочи все-таки научились манипулировать людьми! Что тогда, что в мою эпоху. Хотя кто сейчас может сказать, где тот временной отрезок остался и какой из них, вообще, мой. Особист же вроде как и добрый совет дает, намекая, что на меня стучат, а вроде как и предупреждает, что органы бдят. Не расслабляйтесь, дорогой товарищ, пока не гражданин, наступит время и до вас очередь дойдет. Только сейчас осознаю, почему в мои пятидесятые люди поддержали троцкистского выкормыша Хрущева. Страх перед безликой машиной бездумного подавления, отсутствие чувства защищенности, даже если ты и прав. Государственная система обязана постоянно меняться под натиском требований времени, и если она этого не делает, то в таком случае некоторые, пусть и необходимые государству и обществу, элементы вырываются буквально с корнем. Вселенная любит баланс, стремление к нему и есть её движущие силы.

Пока не пришла Тьма, а она в этот мир стремительно врывается. Поэтому я и здесь, в составе батальона особого назначения Пятой воздушной армии Вооруженных Сил Союза Советских Социалистических Республик.

Глава 2 Дорога

На очередной колдобине нас здорово тряхнуло, и меня чуть не приложило к стальной стенке бронетранспортера. Сидевшие рядом бойцы дружно зачертыхались, хотя Можин и так делал что мог. Он же не виноват в состоянии дороги. Вместо цветущей в недалеком прошлом южной трассы взору представали результаты авиационной бомбежки. «Амеры», так советские бойцы обозвали американцев, по-видимому, прошлись здесь кассетными боеприпасами. Весь тот ужас, который в моем времени вываливался на вьетнамские джунгли, сейчас на собственной шкуре испытывали советские бойцы и простые гражданские люди.

Войска Альянса азартно бомбили как военные, так и цивильные объекты. Странно, что госпитали и больницы вдруг стали исключением для обеих участников конфликта. Несмотря на значение войны, как Мировой, Красный Крест продолжал работать, стороны обменивались пленными, объявляли координаты медицинских пунктов, которые в планшетах летчиков подчеркивались особыми метками. Эксцессы, конечно же, случались, но за злонамеренную бомбежку госпиталя можно было запросто угодить под военный трибунал. Англосаксы тщились показать себя цивилизованными, почему-то в этот раз не отказывая в этом и русским.

Я высунул из бронетранспортера голову и обозрел тянущуюся по сторонам дороги печальную картину: пожухлые осенние поля, уже набухающие влагой сельские проселки, скрытые в туманной дымке холмы и хутора. Метеорологи не обманули – все последние дни царила необычайно хмурая для этих мест погода. Злые языки поговаривали, что это наши специально что-то распылили в атмосфере. Будто бы советские ученые успели разработать некие аэрозоли. Я, честно сказать, этому вполне верил, в моё же время устанавливали постоянно хорошую погоду для праздников в Москве. Пока ближние к столице области заливало, московские хозяева и высокие приглашенные лица благосклонно принимали парад и восседали на концертах.

Вообще, это странная война, как и обстоятельства, при которых я в неё угодил. Еще более странными были мотивы, толкнувшие меня в ней участвовать. Все эти недели я не прекращал искать Машу. Хотя в хаосе этого мира проще, наверное, было найти бриллиант в стогу сена. Её могло занести на временно оккупированную территорию, ранить при бомбежке, она могла потерять память или представиться чужим именем. Это мне еще повезло найти полного своего однофамильца, я был на сто процентов уверен, что это не мой двойник. Больно уж много несовпадений с его жизнью получалось.

Помню, как в первые дни мне приходилось постоянно следить за языком, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Слишком много разделяло наши миры, многое было совсем иным. Как, например, некоторые виды обращений людей друг к другу, местный сленг или сокращения. Меня всегда удивляло наивная вера некоторых авторов около-научно-фантастических произведений, где их герои, попавшие в прошлое, смогут сразу же влиться в ту современность. Да они будут там, как огородные пугала всем своим видом и поведением показывать – Чужие! Это мне все-таки несколько проще, собственное малолетство не так уж и отстоит от этих времен, некоторые реалии неплохо знакомы, кое-что быстро вспоминается и не является для меня шоком. Вот людям, родившимся в конце существования СССР и выросшим в девяностые, придется ой как туго!

И еще у меня существовала железная отмазка в связи с ранением, к таким людям относились со снисхождением,