Тем не менее, мы приводим один показательный случай неприятия ссыльного Корнелия Зеленки жителями небольшой деревни Куяда Иркутской губернии. Как кажется, мы этим не введем читателя в заблуждение, поскольку прибывших на поселение, особенно если это были отдельные лица, по всей Сибири ожидал похожий прием. Как правило, сибирский крестьянин боялся польского мятежника, который, как они полагали, поедал детей и выступил с оружием против «белого царя»[30].
В нашем издании источников мы не приводим писем, поскольку они подвергались цензуре. Мы, несомненно, найдем в них много интересных данных о судьбах отдельных лиц, описаний сибирских пейзажей, однако не найдем информации о том, что ссыльные столкнулись, например, с плохим обращением со стороны чиновников, поскольку такие письма, скорее всего, не достигли бы адресата, а наказание автора было бы ужесточено[31]. Порой мы, конечно, можем обнаружить в письмах упоминания о том, что тот или иной чиновник со ссыльными обходился порядочно или что местное население после временного замешательства, вызванного появлением большого числа поляков, в итоге признало, что с ними можно договориться, вместе вести дела и многому у них научиться. Однако все эти замечания короткие и даже скудные[32].
Наконец, последнюю группу составляют тексты, которые являлись результатом первых проводимых в России исследований польской ссылки, того влияния, которое оказывало пребывание ссыльных на регионы, в которых они находились, и на местное общество. В начале этой главы мы публикуем классический уже на данный момент фрагмент работы Сергея Максимова Сибирь и каторга[33]. Это сочинение стало популярным не только в России, но и в мире, а под конец XIX в. было также переведено и на польский язык[34]. В силу этого оно является одним из наиболее важных источников по истории сибирской ссылки и широко используется исследователями всего света.
Следующие три текста являются результатом исследований по упомянутой проблематике, проводимых краеведами в начале XX в. Несмотря на то, что эти изыскания, вероятнее всего, не проводились под эгидой какой-либо научной институции, любительскими их назвать сложно. Можно, однако, предположить, что некоторые из этих ученых были связаны с появляющимися на рубеже XIX и XX вв. краеведческими музеями. В данной главе мы публикуем полностью тексты Александра?] Макарова[35] и Леонида Орлова[36], а также фрагменты работы Бориса Герасимова[37]. Все они были изданы в сибирских периодических изданиях во втором десятилетии XX в.
К сожалению, о самих авторах данных сочинений мы знаем немного. Исключением является Борис Герасимов, который известен не только как исследователь истории северо-восточного Казахстана, но и как православный священник, найти информацию о котором не представляло труда. Личности двух других остались для нас в значительной мере таинственными.
На работу А. Макарова ссылается широкий круг российских ученых, однако никто из них практически ничего не написал о самом авторе[38]. Несомненно, усугубляет ситуацию тот факт, что б публикации не указано не только отчество исследователя, но даже его имя, только инициал. Фамилия же является в России настолько распространенной, что поиск информации об этом человеке напоминает поиск иголки в стоге сена.
Можно предположить, что Макаров был одним из тобольских краеведов. Но в то же время он должен был иметь свободный доступ к архивам администрации Тобольской губернии и, в первую очередь, местной Казенной палаты, поскольку исследование основано, главным образом, на архивах этой институции.
В силу этого следовало бы, как кажется, искать автора среди чиновников местной администрации. Однако в доступных нам опубликованных документах, касающихся тобольской администрации (имеются в виду, в первую очередь, «Памятные книжки»), мы обнаружили только данные о том, что в 1915 г. Александр Платонович Макаров был архивариусом в Тобольской казенной палате[39]. Весьма вероятно, что речь идет именно об этом человеке, но абсолютно уверенными мы быть не можем, особо ввиду того, что никакой другой информацией об Александре Платоновиче мы не обладаем, равно как не известны нам иные произведения авторства А. Макарова.
Схожая ситуация в случае Леонида Орлова. Как место издания, так и происхождение опубликованных в нем документов подсказывают, что автор происходил из Енисейской губернии, возможно из самого Красноярска. Доступ к документам из местного архива свидетельствует, в свою очередь, что мы, опять же, имеем дело с чиновником. В последней изданной «Памятной книжке» Енисейской губернии[40] действительно можно найти несколько людей по фамилии Орлов, но ни один из них не носил имени Леонид. Как и в случае Макарова, другие тексты Орлова нам доподлинно неизвестны. Затрудняет поиски и то, что мы не знаем его отчества, тогда как и имя «Леонид», и фамилия «Орлов» в России очень популярны.
Мы не можем также сказать однозначно, что именно побудило этих авторов заняться темой «польских сибиряков». Только в отношении Леонида Орлова мы знаем, что он имел личные контакты со ссыльными. Но было ли это основной причиной написания исследования? Борис Герасимов, в свою очередь, издал множество сочинений по истории и этнографии восточного Казахстана и во время работы в местных архивах столкнулся, видимо, со столь большим количеством документов, касающихся польских ссыльных, что не мог об этой проблеме умолчать, несмотря на «политическую неблагонадежность» подобных сюжетов[41].
Еще более загадочными для нас являются причины, побудившие к исследованиям А. Макарова. Его работа не только наиболее объемна, но и в наибольшей степени основана на материале источников. Необходимо также отметить, что никто из авторов не изучил столь детально, как это сделал Макаров, проблем, связанных с многочисленной, но по каким-то причинам менее востребованной у исследователей группой, которую составляли лица, сосланные в административном порядке в Сибирь «на водворение». Ни в одном другом сочинении не продемонстрировано столь ярко отношение администрации разных уровней, представителей различных институций к ссыльным и их проблемам, а также механизм принятия решений и документооборот. Несмотря на то, что Макаров не дает ссылок на источники, чтение его текста вполне убеждает в том, что выводы автора основаны на солидной Источниковой базе, собранной в процессе широкой архивной работы. Что склонило автора к написанию этой работы? Какое он имел образование, и именно ли оно позволило ему столь успешно выполнить поставленную задачу? И, в конце концов, кем эта задача была поставлена: была ли это инициатива самого Макарова или же вдохновил его какой-то другой человек или организация? На все эти вопросы на данном этапе мы не в состоянии дать ответа.
Стоит напомнить, что работы Бориса Герасимова и Леонида Орлова тоже были основаны, главным образом, на архивных документах. В этих двух случаях также не указано, документы каких организаций использовали авторы,
