нужно тут же подходить к полицейскому. Мы с ней всё это уже обсуждали, потому что она растет у меня на самом деле слишком самостоятельной. Самоуверенной. Бесстрашной.
Чисто как отец…
Вспоминаю о нем и мурашки бегут по коже. Если честно, даже волосы дыбом. Я очень-очень-очень испугалась.
Я совсем не ожидала.
Аллах, ну как? Вот как?
В Риме! Откуда он в Риме?!
Вещи скопом летят на обтянутое тканью дно. Белье вперемешку с блузками и детскими платьями.
Я все так аккуратно складывала, когда мы собирались в путешествие! Я так скрупулезно его планировала. Это впервые Сафие заграницей. Мы с дочкой так сильно мечтали о Риме! Дальше по плану были Венеция и Гардаленд. Куча фотографий, впечатлений и огромный кусок одного на двоих счастья.
И что теперь? Я жму на крышку всем телом, понимаю, что так чемодан не застегнется, и тону в ужасе.
Всё против меня, а ведь нужно бежать! Срочно домой!
Я уже купила новые билеты. Самолет сегодня в семь. К черту выброшенные на ветер деньги. К черту нарушенные планы. К черту всё! Мысли только о том, что здесь теперь небезопасно.
Чувствую себя воровкой. Преступницей. Щеки до сих пор жжет стыд. Сердце опять кровоточит. Хотя мне казалось, что я давно всё пережила. Отпустила. Смирилась.
Но стоило увидеть Айдара — заново умерла. Окунулась с головой в прошлое и не могу вынырнуть.
Пять лет назад этому мужчине меня отдал отец. Наказывал так за то, что посмела связаться с парнем не из нашей общины и не нашей веры. Сначала я думала, что Айдар сделает меня своей силой, не воспринимала его, ненавидела, потом оказалось, что он мой спаситель. Мы жили с мужем, как соседи. Потом я влюбилась. Потом влюбился он…
Мы почти смогли построить настоящую семью, но все испортило ужасное стечение обстоятельств. Ну и мои действия, конечно.
С себя вину я не снимаю.
К тому времени, когда я согласилась поучаствовать в отстранении моего мужа от должности областного прокурора, я уже хорошо его знала, как амбициозного, решительного, бесстрашного… Я его таким уже любила. Но мне нужно было спасти его и своего брата. Поэтому я разрушила его карьеру. Уничтожила кропотливо возводимый песочный замок справедливости. Позволила надеть на него наручники и заточить.
Мне до сих пор кажется, что иначе поступить я просто не смогла бы, только и бремя ответственности за свои действия нести мне очень сложно.
Снова раскрываю чемодан и, смирившись, выбрасываю вещи обратно на кровать. Придется складывать.
Бросаю быстрый взгляд на Сафи. Дочка сложила ноги по-турецки. Смотрит на свою ручку и крутит разные конфигурации из пальцев. Сопит тихо и шепчет. «Три»… «Четыре»… «Пять»…
Вскидывает взгляд на меня, и щеки снова шпарит стыдом. Даже перед собственным ребенком стыдно! Перед ней, наверное, особенно.
— Мамочка, но мне же не три…
Она разводит в сторону руки и пожимает плечами.
Не поняла. Растерялась.
А я не знаю, что сказать.
Я ей столько всего наврала… И как нам с этим жить?
Я никогда не хотела стать матерью, лишающей собственного ребенка отца. Но что мне было делать, если он не захотел меня слушать? Если пообещал уничтожить при первой же встрече?
Мне было сказано провалиться сквозь землю. Я и провалилась. А потом ждала там… Под землей…
Долго, на самом деле. Слишком долго.
Так долго, что сейчас пугаться уже поздно. Я приняла решение, за которое нужно нести ответственность. Я делала это все пять лет. Буду делать дальше.
Беру себя в руки и начинаю складывать вещи аккуратно.
Думаю: а с чего я решила, что он тут же бросится нас искать? С чего решила, что вообще бросится?
Какое-то время я следила за его жизнью. Мне важно было, чтобы он оказался на свободе. Потом — чтобы был жив и здоров. Это всё длилось до момента, когда я нашла в себе силы признаться: он меня не простит. И искать уже не будет. Ждать бессмысленно.
После этого следить стало слишком больно. А всё, что больно мне — плохо для Сафие. В последний раз я думала позвонить ему, когда дочке было полгода. Не смогла.
Поэтому не знаю, что с ним сейчас.
Может он здесь со своей девушкой, а то и новой женой? Может у него есть семья и ребенок в ней?
Ужасно, но раньше эта перспектива меня убивала, а сейчас дарит подобие надежды. Я больше всего хочу, чтобы он не влез в нашу хрупкую реальность. В нашу маленькую семью.
— А сколько тебе, ханым? — спрашиваю неправдоподобно бодро, смотря на собственную дочь. Она хмурится, упирает руки в бока. Подозревает меня вряд ли во лжи, скорее в бреде.
— Скоро будет пять. — Сообщает, а я стучу себя по лбу.
— Ну точно же! А я сказала три? Вот глупая! — Качаю головой и цокаю языком, продолжая собирать наши вещи.
— Мам, а мы куда? — Сафие подползает к горе с одеждой. Тоже вытаскивает оттуда свое платье. Стряхивает его, начинает складывать.
Помощница моя. Заюшка.
Я люблю ее сильнее всего в этом мире. Я каждое утро и каждый вечер благодарю за нее Аллаха. А ещё я очень благодарна за нее Айдару. Только не надо нас больше трогать. Я помню, в насколько опасном мире он живет. Я не дам втянуть в это своего ребенка.
— Красиво? — сложив платье, Сафие спрашивает. Я киваю и улыбаюсь.
Бережно кладу его на свою стопку.
— Еще бери.
Она слушается с радостью. Высовывает кончик языка от усердия и берется за дело.
— Так куда, мам? Тебе не понравился Айдар-р-р?
Она задает сразу два вопроса, я даже не знаю, на какой ответить сложнее.
Айдар-р-р-р мне понравился очень. От него у меня по-прежнему перехватывает дыхание. Я, наверное, и в этом совсем глупая. Думала, разлюбила, а теперь…
Не знаю, как переживу это. Как опять приду в себя.
Но надо. Очень-очень надо как-то жить.
— Мы домой уже, Сафичка.
Дочка замирает и смотрит на меня удивленно. Разбивает своим взглядом сердце.
Так больно ее разочаровывать. Так больно, черт!
Я знаю, что обещала длинное путешествие. Знаю, что моя Сафичка слишком умная, чтобы не понять: все идет не по плану.
— Это потому что я потерялась? Ты меня наказываешь? — шепчет. Опускает ручки. Я несдержанно выдыхаю. Шагаю к ней и протягиваю свои навстречу.
Она встает — подхватываю.
Моя крошка и правда уже совсем большая. Преимущественно ходит своими ногами. После сегодняшней погони от Айдара я нехило натрудила спину, теперь отзывается. Но я игнорирую боль. Качаю
