— Приходилось ли вам до ее замужества…
— Нет, господин судья.
— Не было даже легкого флирта? Вы с ней не целовались?
— Мне даже не приходило это в голову.
— Почему?
Он чуть было не ответил: «Уж больно она была здоровая».
И это было бы правдой. Эта крупная бесстрастная девушка, напоминавшая ему статую, никогда не ассоциировалась в его сознании с любовными отношениями.
К тому же она была мадемуазель Формье, дочь доктора Формье, умершего в немецком плену. Достаточно ли было этого объяснения? Впрочем, другого у него не было. Они просто принадлежали к разным кругам, вот и все.
Когда с ранцами за плечами они выходили из ворот школы, ей оставалось только перейти через двор, чтобы вернуться в свой дом в самом центре деревни, тогда как ему с двумя товарищами надо было пройти по дороге Буасель до моста через Орно, где был хутор, состоявший из трех хозяйств.
— Когда, четыре года назад, вы вернулись в Сен-Жюстен, будучи уже супругом и отцом семейства, и построили здесь дом, вы не возобновили знакомство с нею?
— Она вышла замуж за Николя и держала вместе с ним бакалейную лавку. Мне случалось заходить туда за покупками, но в основном моя жена…
— Теперь расскажите, как это началось.
Как раз на том самом месте, мимо которого он сейчас проезжал, на опушке рощи Сарель. Это не был ни день ярмарки в Триане, ни большой рыночный день. Большой рынок бывает по понедельникам, маленький — по пятницам. Он регулярно бывал там в поисках клиентов.
Николя не водил машину по причине своей болезни, и судья знал об этом. Поэтому Андре каждый четверг приезжала в Триан на своем «ситроене», чтобы сделать оптовые и мелкооптовые закупки.
Примерно через раз она оставалась в городе на весь день, чтобы успеть к парикмахеру.
— За эти четыре года вам часто приходилось с ней встречаться?
— Конечно, несколько раз. В Триане всегда можно встретить кого-то из Сен-Жюстена.
— Вы с ней заговаривали?
— Здоровался.
— Издалека?
— Когда как — издалека или вблизи.
— Между вами не было других контактов?
— Случалось, я спрашивал, как поживает ее муж или она сама.
— Не имея на нее никаких видов?
— Простите?
— Следствием установлено, что во время ваших разъездов, связанных с профессиональной деятельностью, у вас случались любовные приключения.
— С кем не бывает.
— Часто?
— Каждый раз, как представлялся случай.
— Среди прочих была и Франсуаза, служанка вашего брата?
— Один раз. Так, смеха ради. Это скорее была шутка.
— Что вы хотите этим сказать?
— Она поспорила со мной, не помню уже, по какому поводу, и однажды, когда я встретил ее на лестнице…
— Это произошло на лестнице?
— Да.
Почему на него смотрели то как на циничное чудовище, то как на образчик феноменальной наивности?
— Ни я, ни она не восприняли этого всерьез.
— Как бы то ни было, вы не продолжили с ней отношений?
— Нет, конечно.
— У вас никогда не возникало желания продолжить?
— Нет.
— Почему?
— Возможно, потому, что вскоре все началось с Андре.
— Служанка вашего брата не затаила на вас злобу?
— С какой стати?
Какой же разной кажется жизнь, когда просто живешь и когда разбираешь ее по косточкам после случившегося! От того что ему приписывали чувства, которых он не испытывал, Тони уже не мог отличить правды от вымысла и спрашивал себя, где граница между злом и добром.
Взять хотя бы эту встречу в сентябре! Скорее всего, в четверг, потому что Андре была в Триане. Вероятно, она задержалась у парикмахера или где-то еще, потому что возвращалась позднее обычного, когда уже стемнело.
Ему же пришлось изрядно выпить местного вина с клиентами. Он старался пить как можно меньше, но его ремесло не всегда позволяло отказаться от предложенного стаканчика.
Ему было легко и весело, как недавно в голубой комнате, когда он стоял голый перед зеркалом и вытирал кровь с губы.
Он только что зажег фары в сгущавшихся сумерках, когда увидел стоявший на обочине серый «ситроен» Андре, сама она стояла рядом, одетая во что-то светлое и махала рукой, чтобы он остановился.
Естественно, он притормозил.
— Тони, какое счастье, что ты ехал мимо!
Позже его спросят, словно это улика против него:
— Вы уже были на «ты»?
— Конечно, еще со школы.
— Продолжайте. Что отметил судья на отпечатанном на машинке листке бумага, лежащем перед ним?
— Она сказала: «Представляешь, оставила домкрат дома, потому что в машине мало места, и тут же спустило колесо… У тебя есть домкрат?»
Ему не нужно было снимать куртку, потому что было еще жарко, и он не носил ее. Он вспомнил, что на нем была рубашка с открытым воротом и короткими рукавами и голубые хлопчатобумажные брюки.
Что еще ему оставалось делать, как не поменять колесо?
— У тебя есть запаска?
Пока он работал, окончательно стемнело. Андре, стоя рядом, подавала ему инструменты.
— Ты опоздаешь к обеду.
— Знаешь, при моей работе это не редкость.
— Твоя жена ничего не говорит тебе?
— Она знает, что это не моя вина.
— Ты познакомился с ней в Париже?
— В Пуатье.
— Она из Пуатье?
— Из окрестной деревеньки. Она работала в городе.
— Ты любишь блондинок?
Жизель была блондинкой с тонкой прозрачной кожей, розовевшей при малейшем волнении.
— Не знаю. Никогда об этом не думал.
— Мне кажется, ты боишься брюнеток.
— Почему?
— Потому что в свое время ты перецеловал всех девушек в деревне, кроме меня.
— Я как-то не подумал об этом.
Он шутил, вытирая руки носовым платком.
— Хочешь попробовать сейчас?
Он удивленно посмотрел на нее, и едва удержался от вопроса «зачем?»
Ее почти не было видно в темноте.
— Хочешь? — повторила она голосом, который он едва узнал.
Он вспоминал красные габаритные огни машины, запах каштанов, потом вкус и запах губ Андре. Прижавшись к нему губами, она взяла его руку и положила себе на грудь — он удивился, обнаружив, что у нее такая округлая, тяжелая, трепещущая грудь.
