Укрепления, форты, батареи на суше и кораблях, склады снарядов, пороховые погреба — все это уже находилось в руках белогвардейцев. В штабе составлялись списки на арест коммунистов и беспартийных, активно выступавших против мятежа.
По намеченному ранее плану, 2 марта начало свою работу делегатское собрание по выборам в Совет. Чтобы сорвать выборы, белогвардейцы во время заседания применили провокацию, пустив слух, будто коммунисты органи-повали мощный боевой отряд, который с пулеметами уже выступил к зданию, где происходит заседание.
Воспользовавшись начавшейся паникой, главари восстания предложили создать твердую власть в лице «революционного комитета». Тут же был оглашен заранее установленный список ревкома. Устрашенные якобы двинутыми на них большевистскими пулеметами, делегаты приняли это предложение.
Так, во главе мятежной крепости стал «временный революционный комитет», который с полным правом можно назвать «ревкомом» генерала Козловского. В названии этого органа власти иронически я издевательски звучало не только слово революционный, не менее издевательски белогвардейские агенты предложили именовать комитет временным, — главари мятежа предполагали немедленно распустить комитет, как только минует нужда скрывать от масс свое подлинное, черносотенное лицо.
В состав «ревкома» вошло 15 человек. Все это были заклятые враги советской власти. Председателем избрали левого эсера Петриченко. Наиболее видное место в комитете заняли: Тукин, бывший жандармский офицер, владелец шести домов и трех магазинов в Петрограде, меньшевики Вальк и Романенко, бывший сыщик Павлов, крупный кронштадтский домовладелец Бойков и т. п. Вся эта публика вошла в комитет под личиной мастеровых, рабочих и корабельных писарей. В действительности же «ревком» представлял собою махровый антисоветский букет авантюристов, достойный своего вожака генерала Козловского и его ближайших помощников — бывшего капитана Бурскера и царских офицеров Костромитинова и Ширмановского.
Деятельность «ревкома» началась с арестов коммунистов и всех лиц, преданных делу революции, по заранее составленным белогвардейцами спискам.
В первую очередь были захвачены руководители кронштадтской партийной организации, комиссар Балтфлота ипредседатель Кронштадтского совета. Затем в течение нескольких дней производились облавы на рядовых коммунистов. Арестованные частью были заключены в тюрьмы, частью содержались на мятежных кораблях «Севастополь» и «Петропавловск». Большинство арестованных было брошено в морскую следственную тюрьму.
Только немногим удалось избежать ареста и либо перейти на нелегальное положение, либо убежать из восставшей крепости. Под покровом ночной темноты, по льду, они перебирались в район Ораниенбаума. Таким путем удалось уйти из Кронштадта многим активным работникам и даже всей партийной школе — около 100 чел. с винтовками, пулеметами и патронами. Впоследствии эта партийная школа приняла активное участие в подавлении мятежа. Оставшиеся же в крепости на нелегальном положении верные сыны родины, рискуя жизнью, вели разъяснительную работу среди матросов и рабочих.
3 марта в «Петроградской правде» было опубликовано за подписью В. И. Ленина правительственное сообщение о новом белогвардейском заговоре, с мятеже под руководством бывшего ген. Козловского. Этим постановлением ген. Козловский был объявлен вне закона, в Петрограде и Петроградской губ. вводилось осадное положение, и вся полнота власти была передана Комитету Обороны Петрограда.
Двойная игра мятежников
Несмотря на кажущиеся успехи, несмотря на беспощадный террор и аресты, руководители мятежа с первых же дней захвата крепости почувствовали себя в затруднительном положении. Молодые моряки из крестьян действительно были недовольны продразверсткой, но это отнюдь не значило, что они согласятся пустить обратно в Россию помещиков и капиталистов и отдать им полученную после Октябрьской социалистической революции землю. Затем, мало кто даже из обманутых крестьян до конца доверял золотопогонникам. В царском офицере они видели своего исконного врага и угнетателя. Поэтому офицерская верхушка пряталась за спиной «ревкома» и тщательно скрывала от обманутой массы истинные цели мятежа и свои связи как с белогвардейской эмиграцией, так и с правительствами капиталистических стран.
Капиталисты же не могли притти непосредственно на помощь мятежникам до тех пор, пока Финский залив не очистится от льдов. Только тогда подоспели бы иностранные военные эскадры, только тогда, под прикрытием их пушек, можно было бы не считаться с массами и заговорить с ними языком нагаек и виселиц.
А пока временный «ревком» вел двойную игру.
Моряков уверяли, что Кронштадтке своем выступлении за «Советы без коммунистов» не одинок, что его поддерживает вся страна». В печатном листке «ревкома», носившем громкое название «Известия временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих гор. Кронштадта», бывший поп Путилин изощрялся в изобретении фантастических подробностей «всеобщего восстания».
Захватив радиостанцию, главари мятежа до того обнаглели, что обращались к русским рабочим и даже рабочим всего мира с призывом к «социальной революции».
Но как ни перекрашивались золотопогонники, это им не помогало: среди обманутых матросов с каждым днем усиливалось недоверие к ним. Моряки и рабочие видели, что офицеры наглеют и распоясываются, что ген. Козловский самовольно отменяет распоряжения «ревкома» и единолично хозяйничает в мятежной крепости. На одном из собраний в штабе Козловский властным жестом отстранил одного из членов ревкома и во всеуслышание?
— Ваше время прошло, я сам сделаю что нужна.
Как ни старались главари мятежа отгородить крепость от всего внешнего мира, сюда доходили и газеты и письма. И передовая часть рабочих и моряков, ушедшая в подполье, разъясняла обманутым людям, что они служат слепым орудием в руках белого офицерства и попов, что мятежный штаб тесно связан с заграничными белогвардейцами и правительствами капиталистических стран.
Перемена настроения и растущее недоверие масс сильно тревожили главарей мятежа. Недаром они несколько раз публиковали воззвания, подписанные всеми членами «ревкома» с точным указанием их социального положения: «машинист, гальванер, строевой матрос, рабочий, мастеровой…» О недавнем прошлом всех этих жандармских офицеров, сыщиков, крупных торговцев и домовладельцев и об их эсеровской и меньшевистской партийной принадлежности в этих воззваниях, конечно, не упоминалось.
Одновременно «ревком» клятвенно заверял моряков, что никакие переговоры с империалистами не ведутся, что все сообщения о призывах к военной и продовольственной помощи восставшим являются выдумкой и клеветой. «Ревком» заявлял, что ни в чьей поддержке Кронштадт не нуждается, что он полностью обеспечен продовольствием и снаряжением, необходимыми для борьбы с большевиками.
Под прикрытием этой дымовой завесы руководители мятежа все чаше и чаще сносились по радио с заграницей, все настойчивее требуя помощи и от капиталистических стран, и от белогвардейской эмиграции. Начинались обычно обращения мятежного «ревкома» просьбой об усилении внимания к голодающим детям и гражданскому населению, к больным и раненым, нуждавшимся в лекарствах и перевязочных средствах, и т. п. Заканчивались же все эти воззвания откровенным признанием, что нужны Кронштадту не лекарства, не перевязочные средства и не помощь людям, так как об этом белогвардейцы меньше всего думали, а пушки иностранных военных флотилий, открытая интервенция против Советской России.
Мировая контрреволюция оказывает помощь
