Несколько мгновений я стояла, застыв на месте, а затем склонилась в поклоне и произнесла:
– Покорная служанка нижайше благодарит господина за то, что помог ей уцелеть.
– Я ничего не делал, – равнодушно отозвался принц. – Ты просто очень кстати заболела.
Не успела я и рта открыть, как он добавил:
– Возвращайся к себе! Ты только-только оправилась от затяжной болезни и должна хорошо питаться. Пока что ты выглядишь ужасно, а я не хочу брать в жены уродину.
Бросив на него гневный взгляд, я развернулась и пошла вперед. Когда проходила мимо тринадцатого принца, он приподнял брови и улыбнулся, но я лишь тяжко вздохнула в ответ и, ленясь исполнять ритуал вежливости, быстро зашагала прочь.
Считается ли, что мы с четвертым принцем заключили своего рода соглашение? Неужели отныне он действительно станет моим укрытием от всевозможных бурь, будет оберегать меня и вытаскивать из передряг? Неторопливо я добрела до дома. Едва толкнув ворота, заметила стоящего под деревом османтуса восьмого принца, который медленно обернулся на звук распахнувшихся створок. Сердце пустилось вскачь. Я торопливо захлопнула ворота и прислонилась к ним спиной, тяжело дыша. У меня было чувство, схожее с тем, что бывает у вора, на котором шапка горит. Простояв так в оцепенении достаточно долго, наконец смогла подойти и поприветствовать его.
– Нижайше благодарю господина бэйлэ, – произнесла я, опустив голову.
Он едва заметно улыбнулся:
– Все знают, как падок на женщин наследный принц. Ты ни в коем случае не должна достаться такому, как он. Даже если ты не желаешь быть со мной, я все равно не хочу, чтобы моя возлюбленная страдала, вынужденная быть с ним.
Я вскинула на него глаза. Восьмой принц спокойно смотрел на меня в ответ. Легкий ветерок с тихим шорохом приподнял полы его халата, растрепал мои волосы, скрыв от меня лицо принца. Слезы заволокли взор, и его силуэт становился все более и более размытым. Резко согнувшись и опустив голову, я церемонно произнесла:
– Господину бэйлэ пора возвращаться. Не следует задерживаться в доме служанки.
– Ты жалеешь? – спросил он.
Закусив губу, я подняла голову и посмотрела на него:
– Жалею, и что с того? Сейчас ты хочешь жениться на мне?
Он отвел взгляд.
– В ближайшее время царственный отец не велит тебе выйти замуж, – сказал принц после короткого молчания. – А там… а там посмотрим.
Я вновь опустила голову и, не сдержавшись, засмеялась над собой. Вот каким… был его ответ.
Мы оба долго молчали, прежде чем восьмой принц произнес:
– Я хочу спросить тебя кое о чем.
Его тон был очень серьезен.
– О чем же? – отозвалась я, вскинув на него глаза.
– Ты столько лет провела рядом с царственным отцом, – начал он. – Как думаешь, на этот раз он примет окончательное решение?
Я вспомнила, как сказала ему, что Его Величество очень любит наследного принца. Моей целью было сдержать его, но он продолжал искать возможности нанести удар наследному принцу. Если сейчас я открою ему правду, приведет ли это к каким-либо непредсказуемым последствиям?
– Не все, что я говорю, верно, – ответила я.
– По крайней мере, тогда ты оказалась права, он действительно «очень любит его», – смеясь, отозвался восьмой принц.
– В прежние времена, как только случалось что-либо, в чем был замешан наследный принц, Его Величество или старался все замять и не допустить расследования, или наказывал других причастных, – немного поразмыслив, произнесла я. – Теперь же император с большой шумихой велел провести тщательное расследование. Кроме того, последние три или четыре года его отношение к наследному принцу ухудшается с каждым днем, а страх и недоверие растут. Боюсь, в душе Его Величество уже готов разорвать отношения с сыном.
Восьмой принц улыбнулся уголком рта, опустил глаза и надолго задумался. Затем он резко взглянул на меня и мягко спросил:
– А что насчет твоей жизни? Какие у тебя планы?
Мои планы?
Я горько засмеялась:
– Человеческая жизнь – это постоянный выбор. Вначале сделал выбор ты, отказавшись от меня, а все, что будет дальше, будет уже моим выбором.
– Ты полюбила другого? – спросил он, неотрывно глядя на меня.
– И почему господин бэйлэ постоянно задает недостойной этот вопрос? Кого она полюбила – не его ума дело! – торопливо брякнула я.
Мне тут же захотелось ударить себя по губам. И почему с тех пор, как наследный принц захотел взять меня в жены, у меня такая нестабильная психика?
– И на ком ты остановишь свой выбор? – лукаво улыбнулся принц. – Только не на старине четвертом! Тебя ждут одни страдания, и это станет бесполезной тратой всех моих нынешних усилий.
Хотя в душе я была потрясена, выражение моего лица почти не изменилось.
– На нем или не на нем – не имеет к тебе никакого отношения, – ответила я с деланым смехом. – Кроме того, мы оба прекрасно знаем, что решающее слово остается за Его Величеством, а вовсе не за мной.
Он оправил одежду и с улыбкой кивнул мне:
– Если ты действительно согласна просто подчиниться указу отца, то сделаем вид, что я ничего не говорил.
С этим он развернулся и неспешно удалился. Я поторопилась опереться на ствол османтуса: только так я могла твердо стоять на ногах. Что значили его слова? Затем я снова напомнила себе о том, что знаю историю и мой выбор не может быть ошибочным.
На двадцатый день одиннадцатого месяца скончалась супруга Лян. Когда до меня дошло печальное известие, я как раз сидела и рисовала. Моя рука дрогнула. Огромная капля туши, упав на сюаньчэнскую бумагу, мгновенно расплылась кляксой по листу, и очарование почти законченного цветка лотоса в один миг оказалось разрушено.
Семь-восемь дней назад я слышала, ей нездоровилось и она пригласила придворного лекаря. Тогда никто не придал этому большого значения. Как же она могла почить в одночасье?
Услышавший печальные вести восьмой принц, несомненно, был убит горем. Ситуация при дворе развивалась именно так, как он предполагал, и притом складывалась весьма удачно – и тут его мать внезапно оставляет этот мир. Воистину радости и горести в человеческой жизни всегда случаются неожиданно.
Некоторое время я сидела не двигаясь. Затем достала бумагу для писем и взяла кисть, намереваясь начать писать. Кончик кисти едва коснулся бумажного листа, я не дописала даже одной черты иероглифа «восьмой», когда моя кисть замерла и я забылась, продолжая держать ее пальцами. Сидела так и думала, думала, думала, пока в комнате, залитой солнечным светом, не стало совсем темно. Тяжело вздохнула и, отложив кисть, смяла лист в ком, после чего не глядя бросила его на пол.
