прошла эта ночь! После увиденной сцены ей точно не удастся заснуть. Да и какой сон, когда рядом буйная сумасшедшая!
Часть 2
Баба Гана вернулась за полночь. Игнат извёлся в ожидании. Несмотря на разошедшийся дождь, давно отправился бы за ней, да только как бы нашел? В те места, которые навещала Гана, путь обычному человеку был заказан.
Молнии летали за окном стремительными золотистыми птицами. Взмахи широких крыл рассекали воздух, порождая бурю. У гарцуков были детские лики, свирепые и отталкивающие. Игнату никак не удавалось рассмотреть их как следует.
Одно существо промчалось совсем рядом, на миг зависнув перед окном, и Игнат поспешно отпрянул, чтобы его не заметили. Привлекать внимание гарцуков было опасно — баба Гана говорила, что люди скрыты для них и только перехваченный взгляд может их выдать.
Почему же Гана до сих пор не пришла? Наверное, что-то случилось, что-то пошло не по плану. Вопрос, который взялась для него выяснить бабка, остался без ответа. А может и вовсе привёл к нежелательному результату? И она находится в опасности?
Думать о плохом не хотелось. Ждать дальше не было сил.
Помыкавшись по комнатушке, Игнат решился. Когда непогода чуть унялась и молнии перестали освещать ночь, сложил в рюкзак бутыль бабкиной настойки да блок сигарет, чтобы задобрить лесных. Проверил — на месте ли травмат, да чуть подумав, сунул рядом узелочек с солью, которую Гана специально прокалила для него в печи. В защитных свойствах соли он немного сомневался, но выбирать не приходилось.
Задув свечу, что маячком стояла на подоконнике, Игнат выбрался на крыльцо, едва не сбив дверью возникшую на пороге хозяйку.
— Наконец-то! А я за тобой, баб Ган! — он едва не сгрёб бабку в охапку — так обрадовался, что вернулась невредимой.
Скупо кивнув, бабка молча прошла в дом, и Игнат потянулся следом, уже понимая, что визит в лес прошёл неудачно.
— Что свечку загасил? Велено же было держать. Я ведь промахнуться могла! На свет торопилась!..
Бабка скинула плащ, поставила рядом плетёный короб, и в комнате запахло сырым лесом и мхом. Хорошенько встряхнув, бабка вывалила его содержимое прямо на пол перед печью, и следом слегка поворошила.
Корешки и кусочки коры, намокшие сухие стебли, какие-то колоски, привядшие цветы и жухлые листья влажно поблёскивали, распространяя приятный терпковатый аромат.
Бабка и сама пахла похоже — маленькая, сухонькая, почти невесомая, она давно насквозь пропиталась лесным духом.
— Плохи дела, Игнаш, — присев на табурет, она принялась стаскивать перепачканные грязью чувяки.
В красноватых бликах, исходивших от печи, её лицо искажалось, представляясь огненным. Чудным.
— Ты не узнала то, что хотела? — потухшим голосом спросил Игнат. Хоть и убеждал себя, что у бабки вряд ли что-то получится, но в глубине души всё же рассчитывал на удачный исход.
— Всё узнала. И обряд проведу. Только, боюсь, не помогу, тебе, маё сэрца.
— Почему? Ты же говорила — всё получится!
— Так раньше думала. До лесу. Боюсь, что теперь не сдюжу, Игнаш. По всему выходит — не прост твой праклён*.
Гана поправила выбившиеся из-под косынки волосы, и негромко хлопнула в ладоши.
— Праменьчык**! Опять дрыхнешь, негодник? Где мои любимые тапки?
За печкой брякнуло, а потом заворчало. Меховые тапочки с мордами зайцев повлеклись по воздуху в сторону бабки.
— Так-то лучше. И чайник поставь. Горло саднит, прохватило меня на болоте.
— Ты и на болото ходила?
— И туда тоже. Пошепталась кое с кем, кое-чего набрала.
Бабка смолкла и задумчиво уставилась на огонь, а Игната так и подмывало расспросить её дальше, поговорить с ней о проклятье.
— Что значит — не простое проклятье? — чуть помявшись, он задал новый вопрос.
— То и значит… — Гана ответила не сразу. — Бывает, что праклён на человека наложен. С таким проще работать. А бывает, что на род. Вот и твой — из родовых.
— Но как ты поняла?
— Подсказали, — неохотно призналась бабка и неожиданно спросила. — Ты выходил нынче? Гулял?
— Пару раз. Покурить. А что? — Игнат удивился вопросу.
— Машину видал на въезде? Красного цвету. И номера ненашенские.
— Машину-у-у? — задумался Игнат. — Может, девчонки оставили? — он вспомнил симпатичную парочку. — Крутились какие-то на улице. А это важно?
— Девчонки… девчонки… — забормотала Гана. — Где же сами-то? К кому приехали?
— Понятия не имею. Может, к родне? Они дом, что напротив рассматривали. Я их спугнул.
— Закидку***? — встревожилась Гана. — Всё одно к одному! Вот гарцуки и разлетались, почуяли скорые перемены!
Обернувшись к печи, она сердито прикрикнула:
— Что ты копаешься, прамень! Чайник вскипел, нащипай в него трав, что пятого дня собирала. Да хватит прятаться. Здесь все свои.
Послышался недовольный бубнёж, и низенькая мохнатая фигура в расшитой узорами рубахе похромала от печи к столу. Потянув из мешочка несколько высохших былок, хатник накрошил их в пузатую чашку и щедро залил кипятком.
— Твой помощник? — Игнат видел хатника первый раз в жизни. Появление диковинного существа он воспринял на удивление спокойно — после всего, что случилось за последнее время, поразить его было трудно.
— Помощник, — Гана с шумом захлебнула горячий чай. — Он да домася Малинка. Без них я бы с хозяйством не справилась.
После такой похвалы, хатник ткнулся лохматой башкой бабке под руку, и та почесала его за ушами, как кота.
— Комнату настоем перемыли? Окурили полынью? — поинтересовалась бабка, выпутывая из шерсти существа свалявшийся ком.
Хатник кивнул и неразборчиво замычал.
— Знаю, что Малинка её не выносит. Но без полыни обряд не пройдёт.
— Ты всё же попробуешь? — Игнат с благодарностью посмотрел на знатку.
— Попробую, маё сэрца. Ведь обещала. Ты только чуда не жди.
Допив чай, Гана собрала в плошку кое-что из разложенного сушиться сырья и поманила Игната за собой.
Они прошли через комнаты и завернули в тупичок. Перед небольшой притворённой дверью томилась толстенькая старушонка в сарафане и платке, нижнюю часть лица её скрывала плотно намотанная тряпица.
— Всё готово, Малинка? — бабка приоткрыла дверь.
Из темноты дохнуло жаром, потянулся терпкий резковатый душок.
— Проходи внутрь, Игнаш. Не стой на порожке. Я пошепчусь с Малинкой, и сразу начнём.
Игнат послушался и только шагнул вперёд, как сразу знакомо повело голову, а мир завертелся каруселью.
Нащупав табурет, он сполз на него, глубоко вдохнул спёртый застоявшийся воздух, надавил на точку над верхней губой, как рекомендовал когда-то лечащий врач. Постепенно кружение улеглось. Его попустило.
Такое часто бывало после аварии — Игната внезапно начинало штормить. Он свыкся с этими внезапными припадками, научился справляться с ними. После аварии многое в его жизни поменялось. И стали приходить тревожащие сны.
Самый первый он увидел
