Высота от пола больше метра, три ступени, чтоб попасть по ним сюда. Балдахин над головой, натянутый на деревянные палки, в четырех углах кровати тоже палки, изголовье в человечий рост, стена… И постельное белье. Цвет ближе к серому, буквально. Грубое заплатанное в нескольких местах пыльное, слежалое белье.
— Господи, — шепчу, — за что?!
Внимательно осматриваю то, на чем очнулась. Это баррикада от вздумавших осадить покои лорда как его, Меримора? Или препятствие для троеборных лошадей?
Там, знаете, когда второй день соревнований, полевые испытания еще их называют, то сбивают вот примерно нечто подобное из бревен, досок и песка.
Песок под мягким местом, а у меня до пупа почему-то задран саван.
— Мамочка моя, — понимаю, что проснулась в том же мире, тяну на попу непонятно что. Оглядываюсь. Свет есть, но я не вижу окон.
— Холодно-то как, — вздрагиваю и подтягиваю выше одеяло.
Кровать. Это не кровать, а нагромождение монстра. Одеяло — лоскутное, с кривыми платками заплат. Стежки такие, словно шили цыганскою иголкой и нитки соответствующие, в свинячую щетину толщиной.
Ползу к краю, тяну шею, смотрю вниз…а там все тот же пол.
Дверь со скрипом открывается, и входят снова двое.
— Этот, этот… с горбом…
— Это твой отец. Не утверждай обратное, Александрина. Прими безропотно свою участь, она не так плоха! Все же, при переселении в другое тело, ты сохранила душу, мысли, память и знания из своего мира. А могла бы перенестись в тело служанки замка без зачатков мыслей. Или же в другое тело… да мало ли что с тобой могло произойти?! Если будешь настаивать на своем имени и месте, или рассказывать где на самом деле родилась, то легко сойдешь за ведьму.
— Ведьму? Вы опять сказали «ведьму».
— Да. Их еще обвиняют в колдовстве и сжигают на кострах. А ты на самом деле ведьма.
— Я?! Почему я ведьма?
Неизвестный опускает капюшон и смотрит на меня. Перед собой я вижу страшную картину — уродливое нечто говорит со мной: кожа грязно-бурая, глаза большие, лысый череп…
— Мамочка моя…
Монстр смеется, щерит пасть с темными клыками, а потом как взмахнет рукавом перед физиономией. В один миг меняется картинка и вот уже передо мной статный темноволосый господин, усы и борода, заметна седина на висках, морщины на лице и умные глаза, живые…
— Это личина. Научишься однажды, если не завалишь курс. А если завалишь обучение, то я тебя сам встречу и лично преподам урок… для ведьм, которые сглупили.
— Но я… не ведьма! Я человек…
— Ты в зеркало видела себя?
Киваю. Пробую объяснить, что в отражении совсем не я, но меня перебивают:
— Ты слишком для этого мира миловидна, и это не личина. Любой маг сможет это увидеть, а если донесет адепту веры, то вопрос возникнет, как ты смогла без колдовства так сохранить себя. Поэтому, или учись, или готовься жить взаперти и дальше. Твой отец найдет тебе супруга, будешь дальше спать на этом ложе. Твоими личными вещами будут одежды наподобие тех, в которых ты очнулась, пока не выйдешь замуж. А как выйдешь, то каждый год начнешь рожать.
* * *
Отца пришлось признать, поцеловать, обнять. Тот разрыдался.
Меня переодели, накормили. Не стану описывать, что на завтрак принесли, я не рассмотрела, проглотила все — так голодна была. Окошек в комнате, где было жуткого размера только ложе, не было, свет давали странного вида канделябры, в них горели странные огни. Платье могу описать двумя определениями — тяжелое, большое. Цвет перезрелого граната, но в нем было тепло. Похоже — это тонко выделанная шерсть, выкрашенная красной краской. Вопрос, а почему же дочку лорда, господи, как его там, Меримора, держали в саване, пока я не могла задать. Не понимала ничего. Обули в туфли, накрутили на голове прическу.
Наевшись и напившись сладкого вина, я разомлела. Мир мне уже не казался жутким. Размерам ложа объяснение нашлось, немного несуразное, но если принимать во внимание все остальное, то объяснение вписывалось в общую картину этого денька. Вернее утра.
Потом, пока мне объясняли, что и как, я себя не чувствовала идиоткой, если и съехала с мозгов, то лишь чуть-чуть. А чуть не считается. Поэтому объяснение размерам ложа как-то проще всего остального в голову мою легло.
Драконье родовое ложе. Во как! Даже спрашивать не стану при чем здесь дракон. Почему драконья академия тоже не суть важно. Ну, назвали так, наверное, когда-то кто-то пошутил и больше ничего.
— Когда я смогу увидеть мир вокруг?
— Когда подпишешь договор, скрепленный кровью.
— Ой! А можно на слово поверить? Я умею писать, еще.
Отец странно посмотрел на меня, когда я про умение писать сказала. Кстати, когда я его признала номинально, взгляд его чуть просветлел и стало как-то больше мысли.
— Что-то не так?
— Нет, все с вами хорошо, — ответил монстр. — Только вы, Александрина, не умеете еще писать, читать, а также лет десять как не выходили из своих покоев. Дневной свет видели в каменном саду, горячую ванную принимали в последний раз в начале лета.
Я приоткрыла рот, вновь теряя с этим миром связь.
— Сейчас конец лета. До начала учебы остается два леонта.
— Два чего, простите…
— Два леонта. Начинайте все новое запоминать. Артефакт потом наденем.
— Хорошо, — киваю. Ну а что спорить? Леонт, пусть будет он, леонт. — А как же я в драконьей, как ее там, академии учиться буду? Если я еще читать, писать не умею?
— Тебя наскоро обучат читать, писать, считать. А чтобы все быстрее усвоилось и закрепилось, я проведу с тобой обряд. Пока будешь ехать до места назначения, фамильяр будет обучать тебя, а артефакт поможет все усвоить и не дать забыть.
— И долго ехать? — спросила, ну на всякий случай, чтоб примерно понимать, какие тут приняты временные промежутки и ориентиры расстояний. Про фамильяра вот не поняла, но, наверное, мне объяснят.
— Девять дней, если без задержек.
— И что, кого-то можно за такое короткое время обучить читать, писать?
— Еще считать! Да, можно. Ты здорова.
С огромным облегчением вздохнула и тут же заподозрила подвох. Это что выходит? Какие-то леонты есть, а дни как в моем мире? И если я сейчас здорова, то при обучении писать, читать, считать мои мозги могут поехать?
Подумала и посмотрела на карлика отца, а монстр, который снова принял неприглядную личину, мне ответил:
— Ты выдержишь! Просто надо потерпеть, как будто в горячке побываешь с медленным выздоровлением два дня.
— Послушайте! — еще раз попытаюсь. — Ну, в самом деле! Ну, какая я ведьма, папа! Я добрая,
