– Знаешь, я тоже не прочь раскрутить такую, – признался Пашка. – Интересно, он ее трахает?
– Понятия не имею. Спроси его сам. Или ее, – равнодушно отозвался Флейшман, вытряхивая из пачки сигарету.
Салон между тем потихоньку наполнялся туристами. Здесь собрались люди состоятельные – те, кого Лудицкий назвал цветом нации: бизнесмены среднего и высшего уровня, всевозможные руководители, несколько политиков, их жены и любовницы… Оно и понятно: где же простому работяге взять денег на круиз? Зарплаты невелики. Тут уж, как говорится, не до жиру…
– Слушай, Юрка. Ты бы меня с ней, в натуре, познакомил, – Пашка никак не мог успокоиться и все поглядывал в сторону Мэри. – За мной, сам знаешь, не заржавеет.
– Что, так сразу?
– А чего ждать? – удивился Пашка. – Я мешкать не люблю. Мало ей будет десяти штук баксов – дам двадцать. Даже пятидесяти штук не пожалею. Ништяк!
– Как бы тебе за столь откровенное предложение по морде не схлопотать, – с притворной заботливостью изрек Флейшман.
– От кого? От ее … что ли? – Пашка презрительно фыркнул, взглянув на продюсера певицы.
– При чем здесь Шендерович? – Флейшман старательно изобразил крайнюю степень удивления. – Мои соотечественники – народ мирный. Я говорю о его подопечной. Артисты – люди продажные уже в силу своей профессии, но, как натуры творческие или считающие себя таковыми, требуют утонченного подхода. Им нужны всевозможные ухаживания, цветы, лесть, подарки, а ты прямо в лоб лезешь с деньгами. Мэри и обидеться может.
– Да чего ей, типа, обижаться-то? – недоуменно протянул Пашка. – Пусть скажет, чо ей надо, а я враз куплю, без проблем.
– Эх, нет у тебя фантазии, – вздохнул Флейшман. – Жаль, нашего банкира жена увела. Он человек старый, опытный, рассказал бы тебе, как с женщинами обращаться надо.
За Грумовым и в самом деле во время разговора пришла жена. Располневшая, но все еще безуспешно пытавшаяся молодиться женщина, она издалека поманила супруга пальцем и сразу же потащила его куда-то. Борис Степанович пошел за ней безо всякого желания, но возражать даже и не пытался. Видно, заранее смирился, что в этом круизе будет находиться под бдительным присмотром своей строгой половины.
Впрочем, возможностей гульнуть «налево» у него с избытком хватало и в родной Москве.
– Может, стоит пригласить ее в какое-нибудь путешествие? – спросил Пашка, но тут же спохватился: – Тьфу! Совсем забыл, мы ж и без того в круизе!
– Вот именно. Мой тебе совет: не торопи события. К богатым подаркам наши звезды привычны, им новые впечатления подавай. Лучше придумай что-нибудь оригинальное, сногсшибательное, тогда, может, и толк будет. Только не пойму, зачем тебе это надо? Дырка у всех одинаковая, лишь обрамление разное. Но раз очень хочется… О, черт!
Последнее восклицание относилось к вернувшемуся в салон Лудицкому. Депутат вошел с видом скромной гордости и, мгновенно высмотрев недавних собеседников, чинно проследовал к ним. По дороге он то и дело здоровался с отдыхающими. С одними – равнодушным кивком, с другими перебрасывался несколькими словами, а с кем и за руку, поэтому небольшой путь занял у него в итоге минут пять.
– Уф, даже в отпуске нет покоя, – пожаловался Лудицкий, опускаясь на прежнее место.
– Что-нибудь серьезное, Петр Ильич? – участливо осведомился Флейшман, хотя в его глазах опять промелькнула ирония.
– Так, текущие пустяки, – величаво махнул рукой депутат. – Спикер хотел узнать мое мнение по нескольким не особо важным, между нами говоря, вопросам. Ничего не поделаешь: демократия! Прежде чем что-то окончательно решить, приходится учитывать самые разнообразные точки зрения.
– А вы тоже по каждому пустяку интересуетесь мнением своих избирателей? – с невинным видом поинтересовался Флейшман.
– Зачем? Если я стану так поступать, процесс принятия решения затянется до бесконечности. Отдав за меня свои голоса, люди тем самым продемонстрировали полное доверие к моей скромной персоне и уверенность, что я в любом случае буду выразителем их интересов. И думаю, что сумел не разочаровать своих избирателей. Разумеется, отдельные недовольные найдутся всегда. Не все понимают собственное благо. Что ж, тем хуже для них. Может, и сумеют понять когда-нибудь.
– А если для них это вовсе не является благом?
– Вы не правы, Юра, – возразил Лудицкий. – Человеческое счастье едино и зависит исключительно от величины материальных благ, имеющихся в распоряжении конкретного человека. Поэтому величайшее наше завоевание – после демократии, разумеется – это возможность для каждого индивидуума зарабатывать столько денег, сколько он хочет. Другое дело, что подавляющее большинство нашего населения не желает воспользоваться данной возможностью и попросту ленится работать. Такие предпочитают всеобщую нищету или социалистическую уравниловку, когда все только числятся на работе, ничего не делая и получая примерно одинаковую зарплату, будь ты простой рабочий или директор. И сейчас всех этих лентяев бесит, когда кто-то в поте лица делает деньги, в то время как они, как и прежде, ничего не делают и ничего, соответственно, не получают. От этих бездельников и происходят всякие смуты. Но стоит ли всерьез считаться с их мнением?
– Если таких большинство, то вам стоит. Сами говорите, что у нас демократия. В противном случае это самое большинство на следующих выборах проголосует не за вас, и вы проиграете в полнейшем соответствии с демократическими процедурами. И это еще лучший вариант. В худшем вас просто скинут безо всяких процедур, как это уже было с вашими предшественниками и коллегами в приснопамятном октябре семнадцатого. Тогда у власти тоже стояли очень демократично настроенные, но не принимающие близко к сердцу интересы темного большинства люди. Нам с Пашей легче. До наших денег они не доберутся, а с капиталом мы и на Западе прекрасно проживем. Вы же потеряете все.
– Вы не патриот, – укоризненно покачал головой депутат. – Деньги, заработанные в России, должны в ней же и оставаться.
– Вы совершенно правы, Петр Ильич. Патриотом я никогда не был. Я же не политик, а бизнесмен, и абстрактные материи меня не волнуют. А ты, Пашка?
Но, совершенно глухой к их спору, Пашка как раз в это время провожал глазами гордо удаляющуюся из салона Мэри и в досаде непонятно на кого воскликнул:
– Она ушла! – И с чувством добавил наиболее часто употребляемое матерное слово.
3Григорий Ширяев. Прогулочная палуба «Некрасова»
Балтика была на удивление спокойной. Обычно хмурая и неприветливая, она словно решила отдохнуть от привычных буйств и чисто по-женски сумела скрыть за показным очарованием свое истинное лицо. Вокруг, куда ни кинешь взгляд, расстилалась ровная, нетронутая даже легкой рябью, гладь моря – нежно-голубая и со стороны солнца покрытая веселыми бликами. У горизонта голубизна светлела и переходила в необъятную ширь неба.
Вся эта картина дышала таким умиротворением, что хотелось полностью отвлечься от привычных забот и всем существом слиться с окружающей благодатью. Не верилось, что где-то далеко может бушевать шторм: зловещими подвижными горами вздымаются тяжелые волны, завывает ветер, уходит из-под ног палуба… Раз мир прекрасен здесь и сейчас, почему бы ему не быть таким же везде и всегда?
