ровную темно-синюю поверхность. Много парусов, но ни на одном из них не было красно-белых полос шерденов. Во всяком случае, пока. Если бы я предложил поменяться местами с генералом, он бы подумал, что я пытаюсь пошутить, поэтому я держал рот на замке.
По-армейски лаконично и конспективно генерал Приск рассказал нам все, о чем мы и так знали: внезапное нападение агрессоров с моря, выживших нет, нанесен значительный ущерб зданиям и складам, ведется расследование, чтобы установить личности нападавших…
– Прошу прощения! – поднял руку я.
Краем глаза я заметил, как префект Фаустин поморщился. Вечно твердит он мне – не чини проблем. И он, разумеется, совершенно прав и принимает мои интересы близко к сердцу. Фаустин все время спрашивает меня – почему? Ответ: понятия не имею. Я знаю, что это плохо кончится, и, видит бог, мне это не нравится. Мои колени слабеют, кишки вяжутся узлом, в груди дыхание спирает – слышу собственный голос и думаю: «Только не сейчас, дурень, только не снова»; к тому времени уже слишком поздно спохватываться, правда.
Все уставились на меня. Приск нахмурился.
– Что?
– Я знаю, кто это был, – ответил я. Ничему жизнь не учит.
– Знаете?..
– Ну да. Их зовут шерденами.
Когда Приск злился, он понижал голос так, что почти начинал мурлыкать.
– Есть ли какая-либо причина, по которой вы не сочли нужным упомянуть об этом раньше?
– Меня никто не спросил.
Фаустин крепко зажмурился.
– Что ж, – сказал генерал, – может быть, будете так добры и просветите нас сейчас?
Когда я нервничаю, я много болтаю и начинаю грубить. Это просто смешно. А вот если я вне себя от гнева, если кто-то пытается меня спровоцировать – голова моя льда холоднее, и я все держу под контролем, как возничий на Ипподроме своих лошадей. Паника же делает меня весьма самоуверенным. Черт знает что.
– Конечно. Шердены – вольная конфедерация, в основном изгнанники и беженцы из других стран, базирующиеся в устье Шельма на юго-востоке Пермии. Мы обычно называем их пиратами, но в основном они торгуют; мы много работаем с ними, напрямую или через посредников. У них быстрые легкие корабли – небольшого тоннажа, но прочные. Обычно они воруют только в трудные времена, выбирают легкие цели, где успех обеспечен – монастыри, уединенные виллы, в крайнем случае немноголюдные армейские форпосты или обоз серебряной руды из шахт. Однако, если бы у них был выбор, они предпочли бы покупать ворованное, а не грабить сами – им известно, что мы могли бы прижать их к ногтю за две минуты, если б захотели. Но мы не хотим – как я уже сказал раньше, мы много работаем с ними. В принципе, они никому не мешают.
Адмирал Зонарас наклонился вперед и посмотрел на меня через стол.
– Сколько кораблей?
– Понятия не имею. Не моя область знаний. Мне известно только, откуда они – скажем так, наши пути пересекались. Военно-морская разведка должна знать.
– Я спрашиваю у вас. – Ох уж этот Зонарас, бессердечный тип! – Выскажите разумное предположение.
Я пожал плечами.
– Ну, я скажу – три-четыре сотни кораблей. Но поймите, речь идет о дюжине-другой мелких обособленных флотов. Нет никакого короля Шерденов, я имею в виду.
Приск бросил взгляд мимо меня, на стол.
– У нас есть какие-нибудь данные о количестве кораблей в Классисе?
Никто и словом не обмолвился. Такой прекрасный шанс помолчать выпадает раз в жизни, Орхан.
– Около семидесяти, – сказал я.
– Погодите.
Сострат, лорд-камергер. Если бы мы обсуждали сейчас гражданский вопрос, он сидел бы в кресле вместо Приска.
– Откуда ты все это знаешь?
Я пожал плечами.
– Я там был.
– Был?
– Именно. Я был в Классисе по делам и все видел своими глазами. – Тут по Совету пробежал бормоток. – Моя оценка основана на самом непосредственном наблюдении за их кораблями, пришвартованными в доках. С каждой стороны каждого из трех причалов стояло по дюжине судов. Шесть раз по двенадцать – это семьдесят два. Не думаю, что их могло быть больше – им бы просто не хватило места, и так-то было негде яблоку упасть. Возможно, другие суда прибудут, когда этот отряд закончит погрузки. Не знаю.
Симмах, имперский агент, спросил:
– Почему нам не доложили, что есть свидетель?
Генералу это настроения не подняло.
– Свидетель, по всей видимости, до сего момента не нашел уместным высказаться. Но лучше поздно, чем никогда. Вам, Орхан, лучше рассказать нам о том, что произошло, как можно более полно.
Я собирался указать на то, что в Колофоне с меня и так уже стрясли все, что нужно, но Фаустин – мысли он, что ли, читать умеет? – энергично затряс головой, будто корова, которой докучают слепни. Ну да, он прав. И я рассказал Совету обо всем еще раз: от пожара до спасения имперцами. Когда я закончил, повисла долгая пауза.
– Мне все видится довольно простым, – сказал адмирал Зонарас. – Я могу вывести Пятый флот в море через четыре дня. Они позаботятся о том, чтобы эти шердены больше никогда нас не беспокоили.
Все покивали – как будто ветер покачал полевой клен. Кровь застучала у меня в затылке. Хоть сейчас промолчи, умолял я себя.
– Прошу прощения…
После того как заседание Совета окончилось, я попытался слинять вниз по холму, но Фаустин меня нагнал-таки – у самого фонтана Калликрата.
– Ты с ума сошел?
– Всего лишь сказал правду.
Он закатил глаза.
– Конечно, правду! Дело же не в этом, а в том, что ты разозлил каждую хоть сколько-нибудь важную шишку.
– Я все равно никогда им не нравился, – парировал я, пожимая плечами.
– Орхан, послушай, – так ко мне никто не обращается, – котелок у тебя варит как надо, и поэтому ты – уникальное явление для этого города. Но с манерами твоими надо что-то срочно делать.
– С манерами? А что не так?
Почему я раздражаю единственного робура в Городе, который может вынести мое присутствие? Извините, не знаю.
– Орхан, ты должен что-то с этим сделать, пока не попал в серьезные неприятности. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты так полон обиды, что она сочится из тебя как молоко из недоеной коровы. Демонстративно отворачиваешься от людей – конечно, так они скорее умрут, чем сделают то, что ты им скажешь, даже если это правильно и разумно. Знаешь, если Империя когда-нибудь рухнет, это запросто может случиться из-за тебя!
Ну да.
– Знаю, – кивнул я, – испортил хороший совет тем, что посмел его дать.
Это вызвало у Фаустина невольную улыбку.
Что мне нужно сделать – так это попросить кого-то еще, кого-то, кто бы не мутил
