народа» и среди руководства Азовско-Черноморского НКВД.
По его приказу был арестован один из убийц царской семьи, начальник ростовской конторы «Заготскот» Александр Белобородов. 26 мая 1937 г. за № 57531 Н.И. Ежов направил И.В. Сталину заявление А.Г. Белобородова от 23 мая того же года, которое ему направил Люшков. В своем заявлении Белобородов дополнил свои показания о троцкистско-зиновьевском блоке. После прочтения этого заявления Сталин написал резолюцию: «Ежову. Можно подумать, что тюрьма для Белобородова – трибуна для произнесения речей – заявлений, касающихся всякого рода лиц, но ни его самого. Не пора ли нажать на этого господина и заставить его рассказать о своих грязных делах? Где он сидит – в тюрьме или гостинице? И. Ст.»[10]. Следствие было продолжено. Белобородов рассказал о своих «грязных делах» и впоследствии был расстрелян.
В это время, 26 мая 1937 г., начальнику отдела кадров НКВД СССР старшему майору государственной безопасности Литвину был направлен рапорт помощника начальника 3-го отдела УНКВД КССР старшего лейтенанта государственной безопасности Т.П. Глаткова. Он писал, что в свете последних событий, с учетом дела сотрудника НКВД центра Сосновского и других предателей, считает своим долгом сообщить о Люшкове.
В своем рапорте он писал, что в июне – июле 1920 г., во время наступления на польском фронте, у него в подчинении в должности полкового уполномоченного Особого отдела дивизии работал Люшков. Он вместе с другим сотрудником отдела скрылся из расположения полка с документами об агентурной сети с оружием и обмундированием, выданным им в отделении дивизии. Эти лица были объявлены в розыск. Однако части дивизии быстро двигались вперед, и заниматься розыском пропавших не было времени. В полку вначале прошел слух, что оба были убиты в бою, позже пошли разговоры, что якобы они сбежали к полякам. Через несколько дней был отдан приказ по Особому отделению дивизии считать Люшкова и другого сотрудника пропавшими без вести. О чем был проинформирован Особый отдел 16-й армии.
До 1927 г. Глаткову ничего не было известно о пропавших. В 1927 г. он узнал, что в ГПУ Украины работает тот самый Люшков на ответственной работе. Предварительно сверившись и убедившись, что это и есть его бывший сотрудник, сбежавший с фронта неизвестно куда, он написал об этом рапорт руководству. Там он довел до сведения факт бегства Люшкова. Глатков был вызван в г. Харьков, где более подробно рассказал о всех обстоятельствах дезертирства бывшего своего подчиненного. Этот разговор был застенографирован, после чего Глаткову было предложено вернуться к месту службы начальника Уманского окружного отдела ОГПУ в гор. Умань.
Люшков, несмотря на этот рапорт, по-прежнему оставался в занимаемой должности.
Учитывая, что Люшков находился на работе в органах НКВД и что его бегство с фронта было связано с переходом к полякам, Глатков посчитал необходимым еще раз напомнить о вышесказанном. Однако и в этот раз никакой реакции на рапорт Глаткова не последовало.
После назначения Люшкова начальником НКВД по Азово-Черноморскому краю он начинает собирать информацию о бывшем секретаре крайкома И.М. Варейкисе, который был уже переведен на работу в Дальневосточный край. По каким-то причинам Люшков его недолюбливал. Так, 27 июня 1937 г. он сообщил Н.И. Ежову о заявлении троцкиста М.М. Малинова. «Считаю необходимым информировать Вас о нижеследующем: секретарь Дальневосточного крайкома И.М. Варейкис в конце 1931 года или в начале 1932 года, идя со мной домой после заседания обкома, начал мне говорить об И.В. Сталине, насколько я помню, по поводу одной из его речей. В этом разговоре, наряду с оценкой блестящих качеств И.В. Сталина, Варейкис отозвался о нем как о человеке весьма тяжелом, с которым крайне трудно работать, что даже некоторые члены Политбюро в его присутствии чувствуют себя несвободно и как бы чем-то виноватыми.
После назначения Варейкиса в Сталинград, он по дороге в отпуск, ожидая перецепки вагона, был у меня на квартире несколько часов. Тогда он рассказал, как произошло его назначение в Сталинград.
По его словам, ему позвонил по телефону И.В. Сталин и спросил, не обидится ли он, если его пошлют в Сталинград, на что он ответил, что сочту за честь как особое доверие ЦК, что его посылают в отстающий край для ликвидации отставания последнего.
На самом деле настроения у него были совсем иные. Он мне говорил, что И.В. Сталин его недооценивает, что выдвигают менее способных и менее заслуженных людей, что он почти единственный из старых «могикан», то есть секретарей, которые остались в прежнем положении, что в Сталинграде ему уже нечего делать.
Подобные же настроения были после назначения его в Дальневосточный край.
Встретились мы с ним тогда в Москве в гостинице «Националь».
Близкое окружение Варейкиса, я имею в виду людей, которые с ним работают 10—15 лет и он повсюду возит с собой, с точки зрения партийного лица, негодные.
Малинов»[11].
Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 10 июля 1937 г. были утверждены «тройки» по проверке антисоветских элементов. По Азово-Черноморскому краю она была сформирована в составе Люшкова, Евдокимова и Иванова (с заменой Кравцовым). При этом утверждалось количество намеченных к расстрелу кулаков 5721 чел., уголовников 923 чел. Высылке кулаков 5914 чел. и уголовников 1048 чел. Разрешалось рассмотрение во внесудебном порядке дел о диверсионно-шпионских вылазках на уборке хлеба с применением расстрела[12]. Люшков с успехом выполнил это задание партии.
В июле 1937 года он был награжден орденом Ленина. В ростовской газете «Молот» была напечатана личная благодарность Сталина.
В это время сложилась сложная обстановка на границе оккупированной Японией Маньчжурии. Чуть не ежедневно совершались провокации. Военное столкновение на ДВК воспринималось как неизбежное.
В это время Дальневосточный край с административным центром в Хабаровске объединял девять областей: Хабаровскую, Приморскую, Амурскую, Нижне-Амурскую, Уссурийскую, Камчатскую, Сахалинскую, Зейскую и Еврейскую автономию. В центре считали, что край засорен троцкистами.
После назначения начальником УНКВД по Дальневосточному краю Люшков начал свою деятельность довольно активно. Так, 11 августа 1937 г. Н.И. Ежов переправил И.В. Сталину его шифртелеграмму, в которой он сообщал об арестах сотрудников НКВД ДВК.
Так, С.А. Барминский, «сознавшись» в принадлежности к правотроцкистской организации в УНКВД, называл как одного из участников этой организации Т.Д. Дерибаса, С.И. Западного, нач. отдела кадров С.И. Полозова, бывшего начальника АХО Бубенного, нач. Приморского обл. УНКВД Я.С. Визеля, нач. Амурского обл. управления Д.М. Давыдова.
«О Полозове я Вам докладывал, как о троцкисте и с Вашей санкции его арестовал. Визель снят Вашим приказом как троцкист, но до сих пор Ваш приказ не был выполнен. На мой вопрос Дерибас не мог дать
