сипло. – Это хорошо. Кому-то ведь нужно…
Постояв с минуту с поникшей головой, Фёдор отправился топить кораблик совести в самогоне.
Весь день Маша пролежала на траве между будкой и сараем. Она засыпала, а вернее – ныряла в тревожную черноту, пробуждалась, снова засыпала. Боль то усиливалась, то немного унималась. Вокруг стрекотали кузнечики, по небу плыли пушистые облака, из леса доносилось пение птиц.
Когда солнце уже клонилось к закату, Грыжа сварила на печке-буржуйке картошку в мундире и больше во дворе не появлялась. Сумерки сгущались, из-за тёмного гребня леса показался месяц. Едва его призрачный свет посеребрил землю, Маша словно бы ожила, апатичный туман из её глаз улетучился. Она съела всё, что принёс отец – не спеша, кряхтя и морщась от боли, ведь каждое движение челюстью будоражило рану. Выпила воды из чайника, и уселась, прислонившись спиной к будке.
Как и прошлой ночью, лунный серп своим сиянием усмирял жжение в щеке. Маша погрузилась в странное состояние – вроде бы и не дрёма, но и не бодрствование. Что-то пограничное. Ей мерещилось, что сама ночь обволакивает её тело точно коконом. Перед взором медленно кружились созвездия, до слуха доносился шелест трав, кваканье лягушек, стрёкот насекомых. Все эти звуки сплетались в приятную мелодию, от которой в груди Маши что-то сжималось. Она никогда не знала, что такое свобода, всю жизнь для неё были только дом и двор, но теперь отголоски свободы доносились в виде мелодии ночи – не так как раньше, а по-иному. И несмело, осторожно ей в голову пришла удивительная мысль, что когда-нибудь она собственными глазами увидит всё, что изображено на картинках в её драгоценных журналах. Когда-нибудь. Маша впервые мечтала о чём-то большем, чем кастрюля с горячей картошкой, и это было так странно, словно в потоке непрерывной серости вдруг появились яркие краски.
Её мечтательный транс прервал незнакомый женский голос:
– Эй!
Маша встрепенулась, испуганно заозиралась, а потом увидела чёрную фигуру за низенькой калиткой. Лунного сияния оказалось достаточно, чтобы рассмотреть, что это какая-то старуха.
– Подойди ко мне! – эти слова прозвучали как приказ.
Маша колебалась, в голове мелькнула мысль залезть в будку и притаиться. Ничего хорошего от ночной гостьи она не ожидала, и на то были серьёзные основания, ведь люди только и делали, что причиняли ей зло.
– Не бойся девочка, – голос старухи смягчился. – Подойди.
Эта мягкость немного успокоила Машу. Она поднялась и осторожно, как зверёк, готовый в любую секунду убежать и спрятаться, подошла к калитке.
Лицо ночной гостьи испещряли глубокие морщины, из-под тёмного с белыми цветочками платка выглядывала прядь седых волос, глаза смотрели внимательно. Не менее минуты старуха изучала Машу пытливым взглядом, затем заговорила с лёгкой хрипотцой в голосе:
– Я сразу заметила… Луна любит тебя.
Машу эти слова взволновали. Они подействовали, словно какое-то заклинание, и остатки недоверия улетучились. Появилась полная уверенность: эта старуха не причинит ей зла. Только не она.
– Жди здесь, – велела гостья, коснувшись взглядом ожога на щеке Маши. – Я скоро вернусь.
Маша кивнула, решив, что будет стоять здесь и ждать хоть всю ночь. Происходило что-то хорошее, впервые в жизни. Она это чувствовала. Старуха довольно бодро для пожилой женщины зашагала по улице. Проводив её взглядом, Маша почесала зудящую из-за вшей голову и уставилась на серп луны. Так и простояла, пока спустя минут пятнадцать не вернулась старуха.
– Вот, – она протянула небольшую стеклянную банку с пластмассовой крышкой. – Здесь мазь. Мажь её ожог. А тут, – сунула в руку Маши полотняный мешочек, – шарики из спрессованных трав. Съедай два шарика в день, только сразу не проглатывай, подольше пережёвывай. Это тебе силы придаст. Уяснила?
Маша порывисто закивала, прижав к груди подарки. Ей не верилось, что всё это происходит наяву. Мазь от ожога, шарики из трав. Неужели нашёлся кто-то, кто её пожалел? Пока это с трудом укладывалось в голове. Получается, не все люди причиняют зло? Даже горький комок к горлу подкатил от такого открытия, на глаза навернулись слёзы.
– Скоро всё изменится, – пообещала странная гостья. – Не завтра и не через месяц… но скоро. А до поры – терпи.
– Я буду терпеть, – произнесла Маша. Впервые за долгое время она заговорила, и собственный голос прозвучал для неё непривычно, словно был чужим.
Старуха вынула из кармана чёрного платья три карамельки и сунула их в руку Маши.
– А теперь прощай. Но мы ещё увидимся и поможем друг другу.
Теперь уже не спеша она побрела прочь.
– Как вас зовут? – спохватилась Маша.
– Аглая, – последовал ответ.
Омытая призрачным лунным светом фигура старухи удалялась, удалялась, пока не растворилась в тёплой июльской ночи. Маша вернулась к будке, уселась на траву, положив перед собой подарки. В её голове ещё долго звучал хрипловатый голос: «Аглая… Аглая… Луна любит тебя…»
Маша мужественно вытерпела дикую боль, когда смазывала ожог мазью. А после, чтобы «подсластить пилюлю», сунула в рот карамельку… И обомлела. Она даже представить не могла, что существует такой невероятный вкус. Это было настоящее чудо. Даже боль ушла на задний план. В блаженстве прикрыв глаза, Маша смаковала карамельку и вспоминала слова Аглаи: «Скоро всё изменится».
Проглотив остатки конфеты, Маша с трудом поборола искушение съесть ещё карамельку – рука так и тянулась к сладкому чуду, и пришлось мысленно прикрикнуть на себя: «Нельзя! Такую вкуснятину нужно приберечь на завтра!» И шарики из полотняного мешочка она решила начать есть утром – очень уж не хотелось, чтобы сладкое послевкусие во рту перебилось какой-то спрессованной травой.
Подарки Аглаи Маша завернула в листья лопуха и спрятала в будке. А потом уселась, обхватив чумазыми руками коленки, и до утра смотрела в небо. Она мечтала – теперь уже более смело.
Глава вторая
Один жаркий день сменялся другим. Маша так и жила в будке, чему была рада. Больше всего она боялась, что Грыжа заставит её снова вернуться в вонючий дом, в тёмный закуток за печкой.
Живое мясо на щеке затянулось тонкой розовой кожицей. Рана ужасно чесалась, но Маша на уровне подсознания чувствовала, что это хорошо: чешется – значит заживает. Мазь Аглаи и лунный свет отлично помогали. Да и шарики из спрессованных целебных трав не только притупляли боль, но и прибавляли сил. В полотняном мешочке их было много. Маша съедала один шарик утром, один после полудня. Как и посоветовала Аглая, она их очень долго пережёвывала. Вкус был горьковатый. Съев такой шарик, Маша ощущала бодрость, голова становилась ясной, мысли рождались позитивные, полные надежд.
Фёдор приносил воду и еду
