кровати, судя по всему новые.
На стене прямо напротив меня, часы. Мучительно долго бежит секундная стрелка, с еле слышным щелком передвигается минутная после того, как секундная делает оборот. Два часа пятнадцать минут. Дня или ночи? Жду, напрягаю мышцы, пытаясь сдерживать сфинктер мочевого пузыря. Закрываю глаза, вспоминаю свою жизнь, пытаюсь отвлечься от позывов. Провожу какое-то время не открывая глаз, на мой взгляд, минимум полчаса.
Открываю: два часа двадцать две минуты. Семь минут, всего семь минут… Несколько раз старался таким образом тянуть время, но каждый промежуток не был больше десяти минут. Еще раз попробовал пробить на совесть медсестру, которая с каменным лицом повторила про холерные кровати. Когда на часах было четыре, мочевой пузырь победил: я расслабил сфинктер. Когда закончил, наступило невероятное облегчение, если не считать, что ощущения, что лежишь в собственной моче.
Но медицинская сестра оказалась права насчет кровати: жидкость ушла вниз и только некоторое количество я ощутил на ягодицах и бедрах. Теперь появилась возможность к анализу и мышлению. Мне была абсолютно непонятна стратегия Проскурнова: если он хочет меня наказать, мог бы устранить в две секунды. Если хочет проводить надо мной эксперименты, то зачем со мной разговаривать, взывать к совести, напоминать про мой шантаж. Да и не особо похоже на эксперименты — пустая палата, нет всяких датчиков на мне.
Нет, это не месть. Меня просто ломают, сделали женщиной физически, теперь делают морально. Даже не женщиной, меня пытаются сделать безропотной бесхребетной личностью, у которой нет ни имени, ни будущего. А зачем? Какую я могу представлять ценность, чтобы служить такой могущественной конторе? Да, после их эксперимента, я изменился физически. И обратные изменения произошли в море, когда оказался на грани смерти. А что произошло после прилета: обратная трансформация была самопроизвольной или меня изменили каким-то воздействием?
Почему именно я? Ведь в стране сто двадцать миллионов граждан и среди них такие, которые пьют гормоны и ложатся под нож хирурга, чтобы сменить пол. Я же никогда о таком не задумывался, скорее всегда наоборот. Даже в детстве, когда девочки и мальчики шутили на тему: — «что если я был бы или была противоположного пола»? Мне встречались девочки, которые жалели, что не родились мальчиками. Но мальчиков, жалеющих, что не родились девочками, в моем окружении не было.
Медленно, мучительно медленно тянулись минуты. Голод терзал меня с неимоверной силой: после трансформации у меня ускорялся обмен веществ, и появлялось дикое чувство голода.
— Девушка! — она подняла голову на мой крик и снов уткнулась во что-то взглядом.
Только после нескольких попыток, медицинская мегера соизволила войти, с ходу обрушиваясь на меня криками:
— Я вам сто раз сказала, что вы от меня хотите?
— Девушка, я ужасно голоден, дайте мне поесть и попить воды, — попросил я ее, наступая на собственную гордость.
— Я вам не нянька, у меня нет инструкций на этот счет. Когда решат, что вам пора есть, вам принесут покушать. И не кричите каждую минуту, я просто не зайду, — сестра милосердия, — какое слово, — милосердия, вышла, раздраженно хлопнув дверью. Милосердие из нее так и перло, переливаясь через край.
В шесть часов медсестра засуетилась и поднявшись со своего места на пару минут пропала с поля зрения. Появилась в сопровождении молодого парня, который занял ее место у окна. Значит, справа была дверь, и я ее не заметил. Парень точно пришел с правой стороны, выждав минут двадцать позвал:
— Парень!
Он зашел сразу и улыбнулся:
— Вы меня звали?
— Я ужасно голоден, можешь мне дать чего-нибудь?
Он улыбнулся и вышел. Вернулся через несколько минут с небольшим бутербродом в руке: два ломтика хлеба, кусок колбасы, нарезанный продольно, и промокашка сыра. Мои руки были связаны, он покормил меня с руки, я жевал, давясь от скорости. Было вкусно, но мало.
— А больше нет?
— Нет, это был мой ужин, — он виновато улыбнулся, и мне стало стыдно, что лишил парня еды.
— Сейчас принесу вам кофе, только надо согреть.
— Спасибо, — с трудом выговорил я, непонятно откуда взявшиеся слезы душили. Но кофе я не получил: вместо кофе появился мужчина в черном спецкостюме, который увел парня, а его место занял другой. Второй был редкостной сукой, на все мои просьбы дать мне попить, глумливо улыбался, спрашивая: — «а что я получу взамен»?
Я не выдержал и посоветовал взять свою мать в самой изощренной позе, после этих слов его веселье пропало и, съездив мне по скуле кулачком, он закрыл дверь, больше не реагируя на мои слова. Я не помню, как заснул, когда проснулся, было девять часов. И снова я был без понятия утро или ночь, но увидев вчерашнюю мегеру медсестру, предположил, что у нее дневная смена.
Вчерашний бутерброд только усилил чувство голода, все мои попытки допроситься еды ни к чему не привели. Один раз она дала мне попить, замерила температуру и посчитала пульс. Исчезла из оконного проема на несколько минут и снова заняла позицию сторожевой собаки перед окном. Когда стрелка подошла к двенадцати, с ужасом почувствовал, что мне надо в туалет по-серьезному. Все мои попытки кричать, ругаться и упрашивать ни к чему не привели. Не буду описывать, то унизительное состояние и как мерзко я себя при этом чувствовал.
Проснулся от манипуляций: медицинская сестра снова мерила температуру и пульс. Закончив, наклонилась по кровать, и я почувствовал, как из-под меня что-то тащат. Она вышла с небольшим мешком в руке, зажимая нос рукой. Снова произошла пересменка, но вечером заступила взрослая женщина, которая один раз дала мне попить и больше не реагировала на мои просьбы. От постоянного неподвижного лежания у меня болело все тело, особенно в местах контакта с кроватью.
Когда минуло две новые смены, и лица за окошком сменились четыре раза, я сломался. Лежать связанным — тупо идя на принцип, никак не поможет мне вернуть свое тело или получить свободу. Надо действовать умнее — хотите, чтобы я признал себя женщиной, смирился с этим? Ок, но я заставлю вас всех пожалеть! С трудом докричавшись до медсестры, попросил сказать, что наступило время и я готов. Медсестра не проронила ни единого слова и вышла. Отсутствовала недолго.
— Скоро к тебе приедут, — она подошла ко мне и спросила, — ты будешь вести себя хорошо, я освобожу тебя, отведу в душ, и тебя накормят перед встречей.
— Буду, — обещал я, зная, что так и будет. Сделаю все, чтобы больше не лежать в собственной моче, умирая с голода.
— Вот и ладненько, добро пожаловать в команду, — мегера даже
