с ним традиций.
Наевшись, Влад и Тимур довольно откидываются на стулья. Оба сытые и полусонные. Но предлагать им остаться у себя не собираюсь. Если Влад хочет начать все с начала, то пусть попробует меня заинтересовать.
– В голове ни одной стоящей мысли, – признается тем временем он, – Мы всю ночь ехали. Кое– кто не соизволил взять трубку.
Я собралась уже вскинуться, как он глубокомысленно заметил.
– Нам бы поспать с дороги, а то я ни черта не соображаю. У себя ведь не оставишь?
Я поджимаю губы.
– Я и не рассчитывал. Гостиница здесь есть?
– Нет, только постоялый двор, – не удерживаюсь я от шпильки и тут же добавляю, – "Воронеж" – неплохая.
Как он понял, что я против того, чтобы они остались в моем доме? Неужели я для него, как открытая книга? Тогда мои дела плохи.
– Ладно, мы – туда. Я тебе позвоню. Только давай договоримся, что ты на вызовы будешь отвечать.
Как примерная ученица киваю головой:
– Хорошо.
Тимур выходит из дома первым. Влад чуть мешкает, когда обувается.
А потом он быстро поворачивается ко мне и я чувствую легкое, нежное прикосновение его губ к своим. Его пальцы зарываются в мои волосы на затылке. И не успеваю понять, что чувствую, как он отстраняется и уходит.
Машина Влада отъезжает от моего дома, а дочка пинается в моем животе.
– Что ты, моя хорошая, папка твой приехал. Что же нам с ним делать?
Дочка толкается снова. Успокаивающе глажу по животу.
– Не знаешь? – спрашиваю у нее, как будто она может мне ответить, – Вот и я не знаю.
Это я говорю уже сама себе. Да, Влад приехал. Да, предлагает отношения. А я.... Так сложно быть честной, даже сама с собой. Он мне нравится. Очень сильно. И я... Я, наверное, влюблена в него. Только насколько я ему нужна со своей любовью и нашей дочерью, еще предстоит выяснить. И это, учитывая опыт прошлых отношений, очень страшно. Ведь собирать себя по кусочкам и пытаться жить дальше – адски трудно.
Но если не пытаться, тогда как? И зачем? Очень много вопросов, на которые нет ответов.
Влад
Пока едем до гостинице, машину пару раз хорошо встряхивает. Но за рулем Тимур. Ему и карты в руки.
Ловлю себя на том, что улыбаюсь. Глупая улыбка как приклеилась к губам от Олесиного дома, так и не хочет куда– нибудь исчезать. Я б сейчас станцевал честно, только боюсь меня Тимур в психушку сдаст, он и так на меня поглядывает настороженно.
Я думал, все будет хуже и труднее. Но Олеся, пусть и не призналась пока самой себе в этом, готова мне дать шанс. Я это почувствовал. И не собираюсь его упускать. Меня крыло, когда она находилась рядом. Хотелось притянуть ее к себе и не отпускать, зацеловать ее живот. Да всю ее зацеловать, от макушки до пяток. Как я смог оттуда уйти?
Тимур останавливается на парковке перед зданием с вывеской "Hotel "Воронеж". Я хмыкаю– почему нельзя по– русски все название написать?!
– Пошли номер для новобрачных снимем. Девок закажем, – предлагает Тимур, оставаясь абсолютно серьезным.
– Свободу почуял? Тебе Кейла потом женилку сразу укоротит. Или отрежет.
Жена у Саркисяна ревнивая. А в ярости может заменить роту спецназа.
– У меня послушная жена, какой и положено быть женщине.
– Мне сказки не рассказывай. И вообще, я тоже супругой планирую обзавестись, а ты с такими советами не помогаешь.
Он вздыхает, пряча улыбку:
– Я думал, мы как в старые добрые времена... А ты... Еще друг называется.
– Тимур, хватит прикалываться. Ты же, кроме Кейлы, не смотришь ни на кого.
– А сам– то! Да ты с Олесиного живота глаз не сводил. Ведь доволен, что она аборт не сделала?
Что ему я мог на это ответить? Да, доволен. Мысль о том, что она беременна от меня грела душу. Как я мог тогда так отреагировать? Сейчас я и сам этого не понимаю.
– Пошли уже. Отдохнем. И я дальше мириться пойду. А то пасутся всякие в чужом огороде.
Присутствие постороннего мужика взбесило. А за то, как он на нее смотрел, хотелось вырвать ему глаза.
Что это? Ревность?
Определенно, она.
Олеся
Я занимаюсь домашними делами, но то и дело проверяю телефон. Вот такие мы – женщины. Какой бы сильной ты ни была, тебе хочется любви. Можно сколько угодно убеждать и себя, и окружающих в том, что тебе это не нужно, что у тебя все хорошо. А душа надеется встретить того самого. И мне кажется, эта надежда не умирает никогда.
Матвей наблюдает за мной какое– то время, а потом невозмутимо выдает:
– Я же говорил тебе, что он не отцепится. Я был прав. Что делать будешь?
Ему можно сказать всё. Или почти всё. Потому что всё на самом деле мы не можем рассказать никому.
– Я не знаю, – на самом деле мне не стыдно ему признаваться в том, что я растеряна и не ведаю, как поступить.
В конце концов, родители тоже люди. И могут сомневаться и в себе, и в окружающих.
– Мам, что тебя не устраивает? Да, он повел себя в начале как полный козел. Но... незапланированная беременность после случайной связи... Мне кажется, он так отреагировал, потому что сам боится привязываться. Ведь мать Артема живет и здравствует. У нее другой муж, есть еще дети. В школе болтали, что с Артемом она даже не видится. Неизвестно, что там произошло. И как это отразилось на них обоих. Ты ведь тоже боишься. После всего, что случилось. И это нормально – испытывать страх. Я тоже боюсь, когда выхожу на ринг. Страх – это инструмент выживания. Но если его слишком много, он мешает жить. Твоей дочери нужен будет отец. Да и ты вряд ли мечтаешь провести всю жизнь одна. Тебе просто нужно перешагнуть через стену, которую ты выстроила за последние месяцы. И попробовать. Получится – и ты сможешь быть счастливой. Не выйдет – никто не застрахован от ошибок.
Я смотрю на сына и спрашиваю:
– И в кого ты такой умный?
Хитро улыбается в ответ:
– Разве мне не в кого?
Смеюсь и треплю его по голове. Пусть он уже вырос, но некоторые вещи никогда не поменяются. Он навсегда останется моим сыном.
– Ты точно на
