сразу же вспомнил о руках, спрятал ладони в рукава. Те неловко подвернулись, и стало ещё хуже, чем было.
Но Лю помнил, как реагировали на подобные слова учителей старшие ученики и попытался, как мог, повторить, склоняя голову:
— Бла… благодарю…
Учитель с каменным лицом приказал:
— На колени. За науку благодарят поклоном на коленях.
Да, Лю видел и такое, но не придавал значения, а раз Учитель так сказал, то так и надо, однако недавно прошёл дождь, и у мальчика сложились совершенно непредвиденные обстоятельства:
— Но я измажу новые сапоги!..
Учитель ведь знал, что они — предмет особой гордости, что Лю к ним относится особенно бережно, и должен был понять, что не всякую обувь можно изгваздать в грязи.
— Девять и две плети, Лю Чу, ученик палача. На колени. Благодари за науку.
Глаза мальчика, в которых плескались слёзы испуга и недоумения, встретились с непроницаемым взглядом Учителя.
Он поступал так не потому, что был жесток, но потому, что хотел дать шанс каждому ученику вырасти хорошим человеком.
Даже если от человека в нём только часть.
Глава 3. Полудемон
— Ма-ма! Мама, заплети мне косу!
Лю ворвался в дом, как маленький ураган.
Крепкий, рослый для своих семи лет, он унаследовал от мамы завораживающую миловидность. Яростная вспыльчивость досталась ему от покойного отца.
— О мой юный воин! Разве ты не плетёшь свои косы сам? — вкрадчиво зажурчала Йогоаи1.
— Ну ты что, мама! Ты разве не видишь?! — мальчик встряхнул руками, и алые брызги разлетелись по комнате.
Несколько крупных ярких капель попали на лицо матери юного воина, прекрасной, как картины старых мастеров на шёлке.
Тут же расплылись в бахромчатые пятна, замерцали на миг сине-белыми искрами и втянулись в гладкую белую кожу как и не бывало.
— Ты дежуришь на кухне? — в голосе красавицы зазмеились обманчиво-нежные нотки.
Она слишком хорошо знала, насколько ленив её сын, а также знала, на какие жертвы готов пойти, лишь бы ничего не делать.
От кого ему досталась эта черта, не знал никто.
— Нет! — возмутился Лю. — Не на кухне! Я на этой неделе дворник! А эти гадёныши снова мне чуть палец не отчекрыжили!
Пару дней назад Йогоаи уже лечила жестоко, до кости распоротую ладонь малыша. Он обманывал её, рассказывая сказки про лопнувшую в ткацком станке струну — от струны такой раны не могло появиться, зато и к ткачихам-прядильщицам с глубокой раной его больше не пустили, велели отдыхать, пока не подживёт.
А теперь заговорил о каких-то «гадёнышах».
— Ну-ка, покажи-ка мне, о ком ты говоришь.
Йогоаи не меняла тона голоса, но Лю заметно съёжился, чуя подвох, и попробовал настоять на своём:
— Заплети мне косу, мама!
— Покажи мне руки. Обе. И… гадёнышей.
Мальчик засопел, насупился.
Он научится держать себя в узде, будет лгать, как дышать, и его ложь смогут чуять лишь драконы, Алые Ленты и учителя вроде того, кто взял Лю под защиту в память о своём погибшем ученике. Но пока он так мал, что и не думает о том, как просто прочитать истину по суетливым жестам, по играющим на лице бровям: сдвинул, не хочет показывать, вскинул, хочет просить совета, одну придвинул к переносице, вторую приподнял, думает, просить ли сначала лечить пальцы или заплести косу…
Йогоаи погладила сына по голове:
— Покажи руки, юный воин. Покажи, и я исцелю их.
Тяжело вздохнув, Лю протянул матери обе руки.
Полы придётся мыть — на них тут же закапала кровь; одежду мальчика выстирать, да и самого его помыть не помешает. Судя по исполосовавшим пальцы и ладошки малыша разрезам, ему довелось не на жизнь, а на смерть сразиться с крошечным мастером клинка.
Кончики пальцев Йогоаи замерцали еле видным в лучах солнца синеватым светом. Там, где она касалась рук сына, кровь, текущая по его коже, испарялась, красные облачка рассеивались на пути к врачующим рукам…
Мальчик зевнул:
— Ну, а теперь косу, да?..
— А теперь показать маме «гадёнышей», после купаться и переодеваться, — вздохнула, облизываясь Йогоаи.
Лю фыркнул:
— Я так и знал, что ты всё равно попытаешься их у меня отобрать… на! Смотри.
Он засунул руку, на которой остались еле заметные волоски шрамов, за пазуху и тут же взвыл:
— Гадёныши! Оба! Гадёныши!..
Всхлипывая от боли, злости и обиды, мальчик вытащил из нагрудного кармашка два маленьких клинка.
Йогоаи не сдержала улыбки: крохотные для взрослой руки, но от центра ладони до кончиков пальцев семилетнему богатырю, изящные, аккуратные, чуть изгибающиеся на концах, два ножика успели по новой изранить ладонь Лю, пока он доставал их на свет. Кровь на лезвиях вытягивалась тоненькими жгутиками по желобкам, рисовала хищные улыбки на лунном серебре левого и солнечной ртути правого.
— Вот это да, — покачала головой Йогоаи. — Лю, скажи мне, тебе их дал Учитель?
— Не-эт, — удивился мальчик. — Он вообще про них не знает!
— А кто тебе их дал?
— Да никто! Никто не дал! Я сам взя… сам нашёл!
Йогоаи хитро прищурилась:
— Хорошо! А у кого ты их сам нашёл?
Лю решительно сдвинул брови к переносице, стараясь убедить то ли маму, то ли себя самого:
— Да они ему всё равно не нужны! И всё равно я нашёл его, а значит, и их тоже нашёл! Сам! Вот!
— Хорошо… — задумчиво протянула Йогоаи.
Всё встало на свои места.
Пару недель назад Лю нашёл под вишней у входа на земли клана младенца. Там оставляли детей красавицы, которые родили от палачей… или красавицы, которым в силу каких-то причин не хотелось оставлять себе именно этого ребёнка.
Лю нашёл мальчика, оттащил его Учителю и ходил гордый, как павлин, почти неделю. Алая Лента ему подарила новые сапожки, так одаривают первого, кто увидит младенца, но не имеет кровного родства с ним.
Найдёныша нарекли Йи Дэй, что значит «яркий прямой», за не по-детски спокойный взгляд чёрных глаз. Сама Йогоаи ещё не видела малыша, то тем, кто рассказывал, верила.
— Значит, это клинки в косу Йи, — она не спрашивала, утверждала, но Лю не смог промолчать:
— Да у него никакой косы и в помине нет! Ты о чём, мама! Вплети их лучше мне, если умеешь! Раз я нашёл, то я и буду носить!
«вплети, вплети, вплети ему, так нам проще будет, проще будет его зарезать»
Йогоаи вздрогнула, хоть с первой секунды признала Живой Металл.
Не всякому Мастеру Оружия давалась работа с ним, не у каждого из тех, кому он подчинялся, рождались Стальные Женщины — разумные клинки, сами выбирающие себе хозяев.
«он же
