кругом одни бабы. Так-то оно хорошо, да только лежал я в желудочном отделении, и контингент больных здесь находился соответствующий — старые бабки с запорами. А пациентки помоложе и посимпатичнее водились где-то на других этажах, куда меня не пускали. И молчу за мужиков — единственным виденным за три дня обладателем яиц являлся пришедший с осмотром в первый день доктор. Всё!!! Ну, еще где-то там за стенами больницы в теории существовал батяня. В его существование оставалось только верить, потому что он так и не приехал.
«Эй! Где ты, нормальный мужик, с которым я мог бы нарушить режим?»
Вой сирен, крики и грохот внизу отвлекли от мрачных раздумий. Хоть какое-нибудь событие, хоть что-то в этой тишине!
Выглянул в коридор — пост медсестры у двери в отделение пустовал. Тихонечко прокрался до переходов — по-прежнему никого. По свободной лестнице спустился на шум.
На первом этаже царил бедлам, над которым горой возвышался Андрей Валентинович — тот самый доктор, которого я только что вспоминал. Его зычный бас проникал, казалось, во все закоулки.
— Эту и эту в сторону, потерпят, — командовал он санитаркам, вкатывавшим одну за другой каталки, — Эту в первую операционную. Костя! Где Костя, растак его! Костя, кудрить твою качель, бегом в первую! Первая бригада, какого черта вы еще здесь? Марш за Константином! У вас две минуты!
Каталка с окровавленной девушкой скрылась в дверях лифта, по лестнице, едва не снеся меня, промчалась дежурная бригада.
— Галя, этих на рентген, мне не нравятся их раны! Доложишь! Юля, ну где тебя носит⁈ Вызвала?
— Вызвала, еще четверть часа назад, едут! — отозвалась женщина в форме медсестры из хирургического.
— Всех?
— Всех. Пять минут, Андрей Валентинович, сейчас будут!
— Так, эта терпит, Галя, ей раствор!
Раненые всё прибывали. И все: девушки, девушки, девушки, раскромсанные так, словно побывали в гигантской мясорубке.
Андрей Валентинович лихо колдовал — я уже не сомневался в характере искрящихся нитей, тянущихся от него к каждой новой пациентке. Притулившись в уголке, я боялся помешать ему и всей этой хаотичной и в то же время упорядоченной суете и только наблюдал во все глаза.
Мимо меня промчалась растянутая толпа полуодетых людей — вызванных с отдыха хирургов и хирургинь. Одна из них, оценив фронт работ, ошеломленно присвистнула, прежде чем скрыться в переходах. Каталки с требующими немедленной операции пациентками переместились вглубь здания, освобождая место в холле. Поток прибывающих тел, казалось, иссяк, но вот вновь послышался вой сирен. В раздвижных дверях показалась группа военных, затаскивавших носилки с кровящим куском мяса — по-другому увиденное я назвать не мог.
— Ведьма! Ведьма! — пронеслось по помещению.
— Дьявол!!! Ну почему в мою больницу⁈ — прорычал потолку Андрей Валентинович, прежде чем броситься к новой раненой.
— Еще будут? — изо всех сил колдуя над новенькой, спросил он у сопровождающей носилки девушки-офицера, в знаках отличия я пока еще не разбирался.
Та успокоила:
— Остальных во вторую, вам только самых сложных.
Матерную тираду доктора следовало бы записать для потомков — даже со своим опытом кое-что новенькое узнал.
— Сам оперировать буду. В пятую! Готовьте! — скомандовал он персоналу.
Галина — его помощница в летах, но звали все ее только по имени, наклонилась к нему:
— Андрей Валентинович! У нас нет первой отрицательной «икс».
— Галя, твою качель! Почему не пополнили запас⁈ Почему, я спрашиваю? У соседей есть?
— У них тоже нет.
— В банке, в центральной⁈ Вы еще где-то искали?!! — проорал целитель на помощницу.
Медсестра, едва сдерживая слезы, отрицательно покачала головой:
— Был большой расход, везде нет.
Лица военных построжели. А целитель, ничуть не обращая внимания на реакцию прибывших, пробежался мимо их шеренги, хватая всех за рукава. Чуть позже, увидев нашивки, я сообразил, что он высматривал группу крови. Главная офицерша побледнела почти до синевы.
— У нас только вторая и третья. И до ста искр.
Еще один загиб понесся по холлу. Безумный взгляд доктора шарил по заляпанному кровью помещению, пока не остановился на мне, а следом его пухлый палец указал точно в мою хилую грудь.
— Лосницкий?.. черт, Лосяцкий! Первая отрицательная, сто сорок искр. Не лучший вариант, но потянет!
— Он же…
Доктор зыркнул на Галину, моментально заткнув. А меня очень-очень слаженно схватили с двух сторон две крепкие женщины, выволокли из закутка и куда-то потащили.
— Мальчик, не переживай, побудешь донором! — успокаивали они на ходу не столько меня, сколько себя, — Тебе денек слабости, а Ведьма может и выкарабкается. Андрей Валентинович, он еще и не тех с того света вытаскивал, что ему Ведьма!
Масюня — местный пациент, и брать его кровь вряд ли законно. Но неизвестной Ведьме только чудо сейчас может помочь — таких страшных ран я никогда не видел, и если я могу хоть как-то этому чуду поспособствовать, то пусть! Приняв решение, я ничуть не сопротивлялся ни переодеванию, ни скоростной укладке на стол (да меня словно свёрток на нем раскатали!), ни установке катетера.
Любой работой приятно любоваться, если работает профессионал. Андрей Валентинович мог называться профессионалом с большой буквы. В том месиве, что лежало перед ним, он безошибочно находил нужные куски и сшивал, сращивал, закрепляя собственной силой, умудряясь по ходу дела еще и за мной приглядывать. Что плескалось в моих венах к концу операции — боюсь даже предполагать. В одну руку вливали какую-то бурду, из другой тянулась кровавая ниточка к операционному столу. Пакеты в капельнице меняли пять раз, и это только то, что я запомнил.
— Выживет? — спросил я, едва ворочая тяжелым языком, когда каталку с телом Ведьмы, уже похожим на человеческое, увезли в реанимацию.
— Надо же! — вяло удивился Андрей Валентинович, прислонившись к холодной кафельной стене, — Ты все еще в сознании?.. Выживет. Теперь выживет! Спасибо тебе, парень.
— Мамам не говорите, они такой вой поднимут!
— Не скажем. Не поднимут. Спи, давай.
Уже потом из случайно подслушанного в коридоре разговора я узнал, что операция длилась около семи часов, в течение которых у Ведьмы трижды останавливалось сердце, вновь запускаемое недрогнувшей рукой. Она стопудово была важной шишкой, потому что больницу на три последующих дня закрыли для посторонних, избавив меня от радости лицезрения мамочек. Иначе не представляю, как бы удалось скрыть мое участие.
Два дня лежал пластом, не было даже сил разобраться с переданным коммом — гибридом наручных часов и простейшей читалки. Телефон, кстати, в нем отсутствовал, а моему вопросу страшно удивились — беспроводной связи кроме радио здесь до сих пор не изобрели. Итицкая сила! Тут, оказывается, даже до спутников не дошли! И никаких полетов в космос до сих пор не было!
