на гражданку, долго не мог ходить среди мясных рядов на рынке. Не любил запах свежего и заветренного мяса. Воротило и сразу же накатывали воспоминания с войны.
Не знаю почему, но я тут же встал и пошел следом за пацаном. На вид ему лет шестнадцать-семнадцать, скорее всего старшеклассник или учится в ПТУ. Что у нас по пути? Школа? Точно, если идти дальше по дорожке, то можно выйти на задний двор школы. Сумка в руках у пацана совершено, не похожа на школьный рюкзак. Зачем ему сумка? В ней спортивная форма? Может быть, а может там короткоствольный дробовик со сложенным прикладом, или обрез ружья. А может там банка с порохом, на стенки которой скотчем примотаны гвозди и саморезы?
Вызвать полицию? А как? Между мной и пацаном всего десять метров, если я начну в трубку телефона объяснять, что я хочу от правоохранителей, то пацан меня услышит. А если отстать от преследуемого подростка, то можно потерять его из виду. А вдруг он не в школу идет, а куда-то в другое место? Там дальше по улице еще детский садик есть. Ладно буду идти за ним, а там будь что будет. Скорее всего, это просто фанат какой-нибудь рок-группы, типа «Король и Шут», а никакой не сумасшедший стрелок.
Подросток шел целеустремленно, точно зная куда направляется. Смотрел он только перед собой, головой не вертел, на встречных прохожих внимания не обращал. Я не знаю как себя ведут сошедшие с ума «колумбайны», возможно они должны нервничать и ерзать, но этот пацик выглядел собранным и уверенным. Скорее всего он идет по своим делам, а в сумке у него обычные вещи. И на хрена я за ним поперся? Тоже мне Шерлок Холм выискался, запах учуял какой-то там. Идиот! Надо было оставаться на скамейке и пасти любвеобильного фитнес-тренера. Это сейчас намного важнее, чем какой-то там подросток в черной одежде и с сумкой в руках.
Пацан дошел до школьной ограды, прошел вдоль ней, добрался до калитки ведущей внутрь и спокойно зашел на территорию школы. Я двинул следом. Понятно, что в здание школы меня не пустят, ну я туда и не пойду. Если пацан зайдет в школу, то его должны встретить охранники и досмотреть, если дальше ничего не произойдет, то все хорошо, то значит я ошибся и потерял еще один день. Но это не страшно, потому что тренера можно будет подкараулить и под «Орионом», или опять завтра с утра устроить засаду в парке. Ничего, от меня этот фитоняш никуда не уйдет, я его из-под земли достану.
Паренек в черной куртке подошел к главному входу школы, который сейчас был заполнен учениками. Одни только подошли к зданию, другие уже тут стояли до этого, первоклассники кучковались по классам в ожидании своих классных руководителей, тут же тусили их родители. Спешили учителя и работники школы. Кипела обычная, привычная школьная суета, свойственная для столь раннего часа.
Пацан отошел чуть в сторонку, поставил сумку на пол, расстегнул молнию и достал изнутри двухлитровую пластиковую бутылку, наполненную чем-то темным.
Странно? Чего это он? Пить захотелось? Сушит с утра?
Парень перевернул бутылку горлышком вниз и принялся поливать асфальт густой жижей.
Что это он делает?
Перфоманс какой-то? Или банально проиграл спор?
Я подошел ближе. До пацана было метров десять. Жидкость в бутылке была похожа на кровь. Запах смерти шибал в нос все сильнее и сильнее.
Да, что за хрень такая происходит?
Что этот пацан удумал? Для чего он поливает темно-красной, почти черной густой жидкостью асфальт у себя под ногами?
Приходившие мимо школьники особого внимания на действия подростка не обращали. Да, какие-то, брезгливо шугались в сторону, боясь наступить или быть испачканы пролитой жидкостью, но большинство проходили мимо, даже не повернув голову в сторону странного пацана.
Я подошел еще ближе, пытаясь понять логику действий пацана. Паренек рисовал на асфальте какие-то узоры. Жидкость попадая на мокрую после дождя поверхность, окрашивала асфальт в красный цвет, при этом она не разбрызгивалась в бесформенные пятна, а складывалась в линии правильной формы и одинаковой ширины, как будто у пацана в руках была не смятая двухлитровка, а огромный маркер, а под ногами у него не шершавый, потрескавшиеся асфальт, а огромный лист мелованной бумаги.
Чудно! Никогда такого не видел. Копперфильд хренов!
Закончив рисовать, пацан отбросил пустую бутылку в сторону. У него получился какой-то рисунок похожий на цветок, в центре которого лежала его сумка. Нет, это не цветок. Рисунок похож на языческий символ — коловрат. Точно, он самый!
Что он делает?
Парень достал из сумки пачку денежных банкнот, разорвал пальцем бумажную стяжку и, подняв веер купюр над головой, громко крикнул:
— Аукцион неслыханной щедрости, раскидываю деньги! Кто хочет, подбирайте! Малышня налетайте, дядя добрый сегодня!
Взмах рукой и вверх взлетела денежная пачка, которая тут же рассыпалась фейерверком банкнот, сыпанувших на асфальт водопадом.
Все стоявшие поблизости школьники тут же рванули к щедрому подростку в черной куртке, чтобы собирать разлетевшиеся по асфальту банковские билеты. Парень, не обращая внимания, на снующих и толкающих друг друга школьников, наклонился к сумке и вытащил оттуда небольшой пузатый рюкзак, который тут же нацепил себе на грудь. Из горловины рюкзака торчали провода и вершина какого устройства.
Сука!
Бомба!
Тварь, конченая, бомбист хренов!
— Бомба!!! — заорал я во все горло. — Разбегайтесь!!! Бомба!!!
Пацан развернулся на мой крик, наши взгляды встретились. Зрачки у пацаны были расширены, в глазах его плескалось отчаяние и решимость, а еще какое-то превосходство и надменность, будто бы передо мной был не обычный школьник-зачухан, а сам Господь бог!
Пусть во мне и было сто с лишним килограмм избыточного веса, но разделявшие нас с бомбистом метры, я пересек в три длинных прыжка. Проскакал как сайгак. Слету влепил ногой в промежность придурку в черной куртке, и когда тот упал на колени, плюхнулся на него сверху. На что рассчитывал не знаю, просто так среагировало мое тело. Пацан упал на бомбу, я плюхнулся сверху. Его тело, сверху моя жирная туша — может этого хватит, чтобы взрыв не наделал много бед.
Хруст чего-то пластикового, яркая вспышка и пред глазами пролетела вся моя жизнь:
— Какая-то толстая тетка, от которой невкусно пахнет горелым, тянет меня за руку и ведет в здание, на котором висит табличка «детский дом № 173».
— Старшаки бьют за то, что я испугался воровать хлеб из столовой.
— Директор Детского дома бьет меня ремнем, за то, что обломком кирпича разбил лицо своему обидчику,