до ногтей, впившихся в ладонь, страшно.
— Мир-ра, ты меня слышишь? — отчеканивая каждое слово, говорит он.
Главное — не забывать дышать. Вдох-выдох.
— Слышу, Костя. Но разговаривать сейчас не хочу.
— А когда захочешь? Опять будешь делать вид, что не замечаешь. Откладывать на потом и молчать?
— Нет. Просто пока не готова.
— А будешь когда-нибудь? Или снова подождёшь, пока я всё сам решу?
— Ещё кого-то в нашу постель притащишь?! — я срываюсь, но не проходит и секунды, как жалею о сказанном.
Костя отбрасывает бокал, он со звоном разбивается о кафель, расплёскивая содержимое, наполняет кухню ароматом крепкого алкоголя.
А потом случается то, чего я не ожидала даже от этого, чужого для меня, Кости.
Он оказывается возле меня за секунду, хватает за горло и пришпиливает к стене. От страха я замираю и боюсь пошевелиться. Не могу дышать.
Это только в фильмах можно дать отпор мужчине в два раза больше тебя и выйти победителем. В жизни же лучше не спорить и про себя повторять все известные молитвы.
— А что ты от меня хотела? — он шипит мне прямо в губы. — У тебя же в голове только цацки для хиппи. Вспомни, когда ты последний раз мне время уделяла? Для уборки у тебя помощница, еда из ресторана. Ты ничем не занимаешься целыми днями и при этом на меня времени не находишь!
С последним словом он впечатывает кулак в стену рядом с моей головой. Удовлетворившись эффектом, отпускает меня и отходит в противоположный конец кухни.
Жадно глотаю воздух и растираю горло, а он как ни в чём не бывало продолжает:
— Тебе наши отношения были интересны только до свадьбы. А потом ты обжилась и уселась бусики перебирать. Ну и зачем я должен был домой спешить? Для кого? Тебе же плевать.
Только сейчас равнодушно отмечаю, что он в обуви и так и не снял пальто.
Костя подходит к остаткам бокала и пинает самый крупный осколок так, что он ударяется о дверцу шкафчика, прочерчивая глубокую царапину, и разлетается в крошку. Хрустальные кубики под его ногами с царапающим нервы хрустом становятся пылью.
Никак не могу перестать видеть в остатках бокала своё сердце.
— А Линда прекрасная, — продолжает бить меня словами всё сильнее. — Знает, когда нужна поддержка, когда нежность, когда ноги раздвинуть или рот открыть.
Он будто специально выбирает слова, чтобы было больнее.
Слёзы непрерывным потоком катятся по лицу. Голова кружится сильнее, и я хватаюсь за стул, чтобы не упасть.
— Мир, ну не начинай, а. Не нужно унижений. Здесь не кастинг на главную роль. Драмой больше очков не заработаешь, — он говорит и улыбается.
Улыбается удачной шутке.
Падение в ад кажется бесконечным. Не знаю, как ещё стою на ногах и откуда беру силы развернуться и уйти в комнату.
Мне здесь больше нет места. Нужно уйти как можно скорее. Уйти так, чтобы больше никогда не переступить порог этого дома.
Костя не спешит за мной идти. Я стараюсь очень быстро переодеться, но дрожащие пальцы ломают ритм, и пуговица на джинсах никак не хочет попадать в петлю.
Забрасываю в дорожную сумку минимум самых необходимых вещей. И бегу к рабочему столу собирать инструменты. “Цацки для хиппи”, как их обозвал Костя, всегда стоят упакованными в удобных контейнерах на колёсиках. А вот всё остальное разложено по цветам, размеру и расставлено на стеллаже. Как могу, быстро и аккуратно упаковываю в коробку основы, нитки, перья, ракушки и…
— И что ты делаешь? — звучит за моей спиной.
От испуга я роняю на пол баночку с изумрудным стеклом.
7. Конец
Вокруг меня растеклось изумрудное озеро. Его поверхность переливается от почти прозрачного, кричаще зелёного оттенка до черноты бутылочного стекла. Его волны лизнули пятки, омыли стол, ножки стула и с тихим шорохом закатились под кровать. Его блеск в холодном искусственном освещении ослеплял до слёз.
Рукав свитера уже промок. Размазываю им слёзы по лицу и присаживаюсь на корточки, чтобы собрать бусины. Аккуратно выбирая из осколков банки, собираю свои драгоценности и ссыпаю их в коробку не упаковывая. Потом всё разберу.
— Да что ты возишься с этими бусинами? Сколько можно? Тебе не пятнадцать уже давно. Ты вырасти должна, самостоятельной хоть немного стать. Ты же ничего одна не можешь, — не выдерживает моего молчания.
Каждое слово жжётся ядом.
Мы ругаемся нечасто, но во время ссор он старается ударить побольнее. Обычно наговорит всякого, а потом долго извиняется. Сейчас в планах этого явно нет. И объяснять про свою наездницу он ничего не станет, раз так нападает. А я не стану расспрашивать. Плевать на его мотивы. Сейчас не получится это переварить ни в каком виде. Принять тем более. Происходящее всё еще кажется нереальным.
— Я всё могу, Кость. Всё могу. Просто думала, что рядом с тобой можно расслабиться и быть собой, — шепчу севшим голосом.
— Так будь собой! Но пора уже и взрослой становиться.
— Я взрослая. И именно поэтому сейчас собираю вещи.
— Ну, развлекайся. Надоест — проговорим, — отрезает холодным тоном и уходит.
Через несколько минут хлопает входная дверь и я остаюсь одна.
Сползаю на пол окончательно. Осколки и бусины острыми гранями впиваются в бедро. Слова Кости эхом звучат в голове. А вдруг он прав? Вдруг я, и вправду, сама во всём виновата? Как мне дальше жить, зная, что именно я всё испортила?
Сейчас не самое лучшее время киснуть. Сейчас нужно собрать силы для последнего рывка, а потом можно будет выдохнуть. Мне действительно уже не пятнадцать, и я смогу со всем сама справиться. Начинать нужно с малого. Со сбором всех материалов и вещей справляюсь за несколько часов. Забираю только самое необходимое и ценное. Не так уж и много получается.
Усталость накрывает с головой. Ужасно хочется кофе, но он живёт на кухне. Когда я в прошлый раз ходила туда, на полу всё ещё были разбросаны ошмётки бокала и до головокружения сильно пахло алкоголем. Я поначалу дёрнулась всё это убирать, но вовремя себя остановила.
Прощаться с квартирой было сложно. Тысячи приятных воспоминаний не перекрыть, они навсегда останутся со мной.
Наш первый Новый год в этом доме. Мне так хотелось живую ёлку, Костя принёс самую большую и красивую, но немного перестарался и порвал ею натяжной потолок. Мы
