Иначе хозяин не отправил меня к тебе.
— Кто он такой?
— Скоро узнаешь!
Она забралась на камни ловко, как кошка. Секст накрутил излучатель на полную, проверил батарейку. И зацепился взглядом на ближайшем камне. На потрескавшейся поверхности выступили очертания креста странной формы. Он уже видел похожий рисунок раньше. На стене разрушенного кирпичного дома.
— Идём, Секс! — донеслось до него сверху. В этот раз с долей мизерного превосходства. Эта русская насмехалась над ним.
Наёмник не любил огромную Россию. Хотя самые жирные контракты были оттуда. Заказчики с необъятной «Russia» платили не торгуясь, как правило. И редко пытались набиваться в друзья, что очень привлекало Секста. Но холодный край вызывал в нём дикое ощущение собственной неполноценности. Эций не понимал, как можно выживать в таких условиях и верить в человечество и духовные принципы, например. Носители «русского» мыслили другими категориями, отторгая от себя и одновременно вызывая восхищение своими поступками. И при этом с явным превосходством над тобой. Даже дети могли с тобой заговорить свысока, чего себе не позволяли малолетки в продвинутом Содружестве. А ещё в России нельзя быть уверенным в чём-либо. Проще жить одним днём, как это делают местные.
До рассвета они шли молча. Они оставили за собой еще пять полных миль по бездорожью. Эций натёр ногу, сбил дыхание, и, как следует, приуныл. Будущее не предвещало ему ничего хорошего. Истощённый организм требовал полноценного отдыха, и чем скорее, тем лучше.
— Еще полкилометра. — сказала Софья, ткнув пальцем в едва видимую точку. Она будто прочитала его мысли, озвучив то, о чём он мечтал с самого утра.
— Там парковка за мусорными кучами. — шепнула она и посмотрела назад. Наблюдательный наёмник отметил про себя эту маленькую особенность.
— Во сколько прибывает трак?
— Рано. Я видела его лишь раз, и то издалека. — ответила девочка и запнулась, будто хотела ещё что-то сказать, но в последний момент передумала.
— Хорошо.
Они заложили крутой вираж по дороге к парковочному месту. Девчонка пыталась ему возразить, но Секст настоял на своём. Транспортная стоянка притаилась рядом с бывшим мусорным полигоном, а это считай, сотни гектаров открытого пространства. В любой момент из-за леса могли вынырнуть вражеские коптеры и заснять прогуливающих беглецов. Кроме того, Эций всё еще сомневался в словах подростка. Софья могла всё придумать или приукрасить по приказу «хозяина». Поэтому полкилометра очень скоро превратились в милю, и Эций сотню раз пожалел, что не решился на риск.
Теперь они двигались черепашьим ходом. Всё чаще Секст прибегал в оптическому визору, который не выпускал из рук. Он рассматривал воздушное пространство и поглядывал на местность. Особенно его интересовала дорога с разбитым асфальтовым покрытием. На ней действительно виднелись относительно свежие следы от чёрных шин. Дорогой пользовались, нечасто, но следы протектора на засохшей грязи читались издалека.
Он оставил в покое Саркофаг и развернулся к Софии.
— Останься здесь! Я хочу осмотреться и провести дополнительную разведку. Если с капсулой что-то случится, или ты потеряешься, то клянусь всеми богами, я найду тебя и разделаю на органы.
Она утвердительно закивала, прекрасно понимая, что сильный злобный мужчина не шутит. Эций, в свою очередь, побрёл к стоянке — осмотреться. Но вскоре он вернулся к девочке, которая наглым образом стащила у него батончик и собиралась им позавтракать, будто ничего произошло.
— Что ещё? — буркнула она.
Эций шагнул к ней и бесцеремонно схватил её в охапку. Девка пискнула от такой грубости. Секст ощупал одежду, провёл руками по плечам, бёдрам и талии. Девчонка лишь взрагивала от холодных прикосновений его рук. Проверил он и волосы у подростка. Та смутилась, но ничего не сказала, стерпела. Этого показалось мало Сексту. Он содрал с неё рубашку, разодрал футболку, оголив белую кожу, грубо снял штаны.
— Стой смирно! — приказал он.
Он переключил излучатель в режим ультрафиолета и принялся пристально изучать кожу подростка. Секст искал татуировку или любую другую отметину одиозной группировки в виде шестиугольника с треугольником внутри или буквой «t» в треугольнике. Но девка была чиста, не считая подозрительных порезов на обеих руках и животе. А ещё бурых и бесцветных отметин на внутренней поверхности бёдер.
— Доволен? — бросила она, когда наёмник отшатнулся от малолетки. — Ты мне испортил одежду.
— Хозяин даст новую.
Софи хмыкнула обиженно и отвернулась. Смотреть, как девка одевается, Эций не стал.
— Скоро буду! — бросил он напоследок, и быстро направился к стоянке. Рюкзак он прихватил с собой.
Его беспокоили мусорные кучи.
Он потратил битый час, изучая наслоения старого, утрамбованного твёрдого мусора, поросший сверху сорняками и ползучей травой. Паранойя и опыт подсказывали ему, что в таких нагромождениях легко спрятать роту боевиков для хорошей засады. Или парочку диверсантов-наблюдателей. Но терриконы и навалы выглядели безжизненными холмиками без видимых следов местных обитателей. Так же, как и дорога, уходящая серым полотном далеко за лес.
Наёмник послонялся вблизи парковки еще какое-то время, и потопал к Софи.
3.
Ожидание — самая бессмысленная и неблагодарная трата времени. Особенно, когда веруешь в обещания людей, заражаясь мнимой надеждой на успех. Но часики тикали, минута уплывала за минутой, давление на психику росло сильнее — «быть» или «не быть!». И хорошо, если твои планы, навеянные робкой мыслью со стороны, претворялись в жизнь, а не били со всего размаху провалом по твоему самолюбию.
Наёмник прекрасно понимал, что его будущее зависит от слов пигалицы в нескольких метрах от неё. Которая свалилась из ниоткуда и следила за ним, шла по пятам, будто хищница, чтобы вытрясти его карманы и распотрошить рюкзак. И даром, что девчонке 13 лет. Дети не бродят по Дикой Карелии без присмотра, а те что бродят — далеко не дети.
Софья много чего не договаривала. Она ничего не сказала о хозяине. Наверняка она его и вправду боялась, раз предпочла держать рот на замке. Такие откровения хороши в баре под пиво, но не для прожжённого бродяги. Он за милю чуял подставу, хотя с выводами не торопился. Пусть Софи и дальше играет свою роль. Наёмник подождёт, пока дерьмо не выплывет наружу.
Они больше не разговаривали. Секст настрого запретил ей раскрывать рот, и они молча сидели в укрытии, каждый на своей волне. Периодически Эций ловил на себе взгляды с укоризной. Видимо, девчонка обиделась на его грубость. Подумаешь, оголилась! Она больше не пыталась «трепаться», не шла на контакт, а только хлопала глазами, всматриваясь в едва видимое пятно между деревьев — на парковку.
А ведь странный трак мог и не приехать. Они давно жили в ненормальном мире, где блага человечества стоили дорого и предназначались
