– Я слышал, ты замужем. И как тебе? Счастлива?
Он с укором смотрел на меня. Возле глаза я увидела у него новый шрам, пересекающий бровь. Я видела, что сейчас он одновременно и любит меня, и ненавидит.
– О, Ханс, пойми, что сейчас только ты один в целом свете можешь мне помочь. Мой муж деспот, изверг, он избивает меня!
Впервые за долгое время я смогла кому-то рассказать о своем горе. Слезы брызнули из моих глаз. Я замолчала, увидев решимость Ханса сейчас же пойти и убить Боба.
– Нет, Ханс, даже не думай об этом. Он растопчет тебя, – пыталась я образумить его.
Постепенно он успокоился и пригласил меня к себе. В своей комнате он овладел мной. Впервые за долгое время мне было приятно, а не противно. Через месяц я поняла, что беременна. Но от кого? От Боба или от Ханса? В то время никто точно не мог сказать, но я считала, что это ребенок Ханса. Несмотря на мое положение, Боб продолжал избивать меня, как будто догадывался, что у меня роман на стороне. Тогда я поняла, что не могу больше терпеть. Я решила убить его, но так, чтобы никто не догадался. Нарвав в поле цикуты…
– Что, прости? – перебила я бабушку.
– Цикута – это такое растение с белыми цветами в виде зонтика. Так вот, нарвав цикуты, я добавляла эту траву в еду Боба малыми дозами. Через несколько дней у него стала болеть голова и началась рвота. Врачи не знали, что с ним, а я решила поскорее закончить начатое, и добавила слишком большую дозу. Он ничего не подозревал, потому что я беспокоилась за него и заботилась о нем, но, конечно, делала лишь вид. После его смерти все деньги отошли мне. Бог наказал меня за убийство: у меня родилась мертвая девочка.
Ханс так и не стал моим мужем. Он скрывался, и в качестве человека его не должно было существовать. Позже он рассказал, что из плена ему удалось бежать. Но и здесь не ждали с распростертыми объятиями. Мы даже жили не вместе. Конечно, он часто приходил ко мне. Бывало, оставался на неделю или на две, но это не приносило полного счастья. Даже, когда от Ханса у меня родилась твоя мать, Эмилия, я понимала, что никто не должен знать, кто её отец.
– Но мама говорила, что она чистокровная еврейка.
– Она так хочет думать. Мы говорили ей, что её отец Боб, еврей. В то время быть внебрачным ребенком – значит навсегда заклеймить себя бесчестием. Мы спасли ее от этой судьбы, солгав ей. Но, когда она выросла, то стала задавать вопросы. Пришлось ей сказать правду. Она очень сильно обиделась на нас и сейчас не хочет даже видеть меня.
– О да, это у нас было вечной проблемой в семье. Отец – истинный иудей, поэтому не имеет права разводиться, и не имеет права на отношения с женщинами других наций, в том числе с нечистокровными евреями.
– И как они уживаются? – спросила бабушка.
– Живут вместе. Вроде бы всё улеглось. Смирились со своим положением.
– Тогда хорошо.
– А сын? – вновь вспомнила я о рассказе. – Почему ты не хочешь его видеть?
– Он родился у нас, когда мы были уже немолодыми. Наверное, поэтому его и разбаловали. Он вырос невоспитанным, пропивал наше имущество. Я выгнала его, сказав, что от меня он не получит и копейки.
– А что с Хансом? Где он?
– Я всем говорю, что он умер еще во время войны в лагере от пыток. Но, на самом деле, он всё ещё заходит ко мне. Просто не хочет, чтобы о нем кто-то знал. Он ведь считался врагом народа после того, как помог мне. И пусть прошло уже много лет, но Ханс не видит смысла менять что-либо или начинать сначала. Уже слишком поздно.
– Почему ты ему не оставишь всё своё состояние?
– Зачем оно ему? Он такой же старик, как и я. Передать мои богатства кому-то он не может. Сара, ты одна понимаешь меня. Я знаю, что тебе, в отличие от других, не нужны мои деньги, именно поэтому ты их и получишь. Ты терпишь меня, хоть я иногда бываю ворчливой, ты заботишься обо мне. Я поступила правильно, переписав завещание на твоё имя. Хоть раз в жизни я поступила правильно.
Бабушка закрыла глаза. Этот поток слов отнял у неё слишком много сил.
Поцеловав её в лоб, я вышла из комнаты и решила сходить к озеру, чтобы переварить всё, что услышала, сделать выводы для себя и подумать, что мне делать с Томом.
Спускаясь по лестнице, я встретила старого дворецкого. Он загадочно мне улыбнулся и сказал:
– Здравствуйте, мисс!
В ответ я лишь кивнула ему и только на улице поняла, что в глаза мне бросился его шрам, пересекающий бровь.
Разлука
На моих губах остался солёный привкус слёз и сладость поцелуя.
Лето. Солнце припекает. Я стою на вокзале, где пахнет мазутом, и прощаюсь с мужем. Он держит моё лицо в своих больших руках и говорит:
– Не надо, не плачь. Я скоро вернусь.
Пытаюсь каждой клеточкой лица запомнить его прикосновения. Большим пальцем он вытер слезу с моей щеки и улыбнулся ласково, но с грустью в глазах.
Поезд издал протяжный звук. Это сигнал к отправлению. Муж прыгнул в вагон, но ещё долго не отпускал мою руку, пока состав не тронулся с места.
Разлука – это наш враг. Жестокий враг. Она забирает наших любимых, оставляя лишь осколки воспоминаний, родные запахи, словно бы дразнит нас, не замечая, что нам и без того плохо. Нельзя прикоснуться. Нельзя невзначай оказаться в крепких и теплых объятиях. Нельзя…
Остается лишь ждать и надеяться. Надеяться на то, что это время пройдёт, наши руки вновь сомкнутся, и мы вместе пойдём по дороге жизни, преодолевая все преграды на этом пути и прогнав из жизни незваную гостью по имени Разлука. Вместе и навсегда.
Я пришла домой. Слезы ещё не высохли на моих глазах. Сняв босоножки и положив берет в шкаф, я села в кресло, поглаживая свой округлившийся животик. Мой взгляд упал на календарь.
Сегодня – 29 июня 1941 года.
Роковое трио
История №1
Подземный переход. Я стою над распростёртым телом своего лучшего друга, который лежит на полу в луже крови. У меня в руках пистолет. Смотрю на него и не могу понять того, что сейчас произошло. Внутри пустота. В голове звучит только один вопрос: когда начался весь этот кошмар?
История №2
Я сижу в тюремной камере. Жду, когда смертельный приговор приведут в исполнение. Нет сил. Всю жизнь я был неудачником: в сорок пять не ожидал, что жена бросит меня, а вдобавок ещё и с работы уволят. Не удивительно, что моя жизнь закончится именно так. Разве у неудачника могло быть по-другому? Как я мог так вляпаться? Часто думаю о той точке отсчёта, с которой всё и началось. Она была заложена судьбой с момента моего рождения, или я сижу в этой проклятой камере по стечению обстоятельств? В какой момент обратный отсчёт времени моей жизни пошел не на года, а на часы и минуты?
