– Я могу отказаться? – спросил я у начальства. – Отказаться от этого слуги?
Я ждал гнева, ярости, угроз. Вместо них я услышал грустный вздох.
– Нет, Рэйден-сан, не можете. Это не ваш выбор, это мое решение. Я его не отменю. И потом, что бы дал вам отказ? Ваше сердце не примет никого, потому что вы помните, как ушел из жизни ваш предыдущий слуга. Заменить человека другим человеком нельзя, если в деле участвует сердце. И что же? Вы станете отказываться от одного слуги за другим? Выискивать причины, доводы? Если даже дать вам право выбора, вы не сумеете выбрать. В конце концов вы ткнете пальцем наугад, а потом будете все время мучиться из-за этой нелепой случайности.
– Откуда вы знаете?
– Я старший дознаватель, – господин Сэки вздохнул еще раз. – Это значит, что я долго был просто дознавателем. Я сменил достаточно слуг, чтобы приобрести необходимый опыт. Я видел, как меняют слуг мои сослуживцы, это тоже сыграло свою роль. Вас ждет та же судьба, не сомневайтесь. И потом…
Я отступил на шаг, когда начальство стало прежним.
– И потом, что это еще за капризы? Берите, что дают, и благодарите!
– Спасибо, Сэки-сан!
– Не слышу!
– Премного благодарен, Сэки-сан!
– Уже лучше. Считайте, что Широно достался вам от покойного дознавателя Абэ в наследство. Наследство – это хорошо, поняли?
– Да, Сэки-сан! Наследство – это хорошо!
Что еще я унаследую? Жену дознавателя Абэ? Детей? Имущество? Имя?! Я уже представлял, как после смерти меня кладут в могилу к дознавателю Абэ, дабы мы окончательно воссоединились, но печальную картину разрушил истошный вопль за воротами:
– Фуккацу! Я хочу доложить о фуккацу!
– Это к вам, Рэйден-сан, – заметил Сэки Осаму, поворачиваясь, чтобы идти.
– Ко мне?!
– К кому же еще? Вы тут самый трезвый. Секретарь Окада примет заявление, а потом направит заявителя к вам в кабинет. Уверен, это дело не окажется слишком утомительным. Что-то подсказывает мне, что оно вряд ли пойдет по ведомству Дракона-и-Карпа. Обычное фуккацу, каких двенадцать на дюжину…
– Но я…
– А вы что себе думали? Три особых дела в год, а все остальное время сиди-прохлаждайся?! И не надейтесь! Живо приступайте к выполнению своих обязанностей!
– Слушаюсь, Сэки-сан!
Не дожидаясь, пока стражники откроют ворота, я рысцой припустил к управе. Обернулся, махнул Широно рукой: «Задержись! Прихвати одежду и следуй за мной!»
Верзила все понял в лучшем виде.
_____________________________________
[1] Кицунэ – лиса-оборотень.
[2] Час Быка – с 2 часов ночи до 4 часов утра.
ГЛАВА ВТОРАЯ: ПУСТЫЕ ФОРМАЛЬНОСТИ
1
«Хватит нести околесицу!»
– Ваше имя?
– Котонэ. Котонэ с Малого спуска.
– Я вижу перед собой мужчину, но вы представляетесь женским именем. Почему?
– Потому что я женщина! Мать этого мерзавца…
Тщедушный человечек тычет сухонькой лапкой себе в грудь:
– Видали? Убийца! Скажите, у вас нет еды?
– Еды?
– Хоть чего-нибудь, а? Горстку риса? Дюжину черных ос?
– Черные осы? Что за ерунда?!
– Вы никогда не ели черных ос? Жареных шершней? О, как они похрустывают на зубах…
И добавляет свистящим шепотом:
– Умираю от голода…
Я прихватил из дома пару рисовых колобков, завернутых в бамбуковые листья. Во время попойки все думал достать их из рукава, закусить, да как-то не собрался. Неловко есть в компании, когда остальные пьют без закуски. Если же разделить колобки между сослуживцами, выйдет по три рисинки на брата. Только брюхо дразнить! И наконец…
Короче, вот они, колобки.
– Берите. Э, куда вы хватаете! Один берите, второй мне.
Он глядит на второй колобок, не моргая. Глаза блестят от слез. Так тонущий смотрит на доску, проплывающую мимо, вне досягаемости рук несчастного. И что вы думаете? Я сжалился? Решил остаться голодным в пользу бедолаги? Вы правильно думаете. Я прибираю второй колобок, откладываю в сторону, накрываю листьями. Сурово хмурю брови: нечего, мол, руки тянуть!
– Вы сказали: убийца. Это ваш сын убийца?
– Кто же еще? Он, гадина…
С набитым ртом он (она?) говорит на удивление разборчиво. Ну да, заявитель и в кабинет ко мне явился с набитым ртом. Что бы там у него ни было – прожевал, проглотил, запросил новой еды. Харчевня ему тут, что ли?!
– Имя вашего сына?
– Мэмору.
– Имя вашего мужа? Отца Мэмору?
– А на что вам его имя? Он и помер-то давно. Животом маялся, кряхтел да и помер…
– Имя вашего мужа! Отвечайте!
– Коширо, разносчик тофу[1]. Этот, – лапка снова тычется в грудь, – сынок мой, гори он в аду, тоже разносчик. Вся семья наша тофу промышляет… Да вы кого хочешь в квартале спросите! Наш творог самолучший…
Как он разносчиком-то трудится, а? Такой плюгавый? Видал я разносчиков – на плечах шест, на шесте корзины по три штуки с каждой стороны, в корзинах товара горой… Доска для нарезки, нож, кипа промасленной бумаги. С другой стороны, среди тех, кого я видал, тоже богатырей не наблюдалось. А таскали – любо-дорого поглядеть! Сенсей Ясухиро говорит, сила не в мышцах, а в сухожилиях. Ну, не знаю, может, и так…
– Оставим творог в покое. Вы заявляете о фуккацу и обвиняете вашего сына в убийстве. Я все правильно понял?
– Куда уж правильней! Я старая мать этого негодяя, зовут меня Котонэ. Он меня давно уморить хотел. И никчемная я, и лишний рот в семье… Вот, добился своего, выползень.
Разносчик перхает дробным старушечьим смешком:
– И не думал, небось, что так выйдет. Не думал, а? Вот теперь я в твоем теле, сукин ты сын! Ладно, не сукин, нечего на себя напраслину возводить… В твоем я теле, змей подколодный! О чем сообщаю властям по всем правилам.
Случайность, отмечаю я, не спеша выяснить, каким способом разносчик Мэмору прикончил свою злоязычную матушку. Разносчик ты или князь, только никто в здравом уме не решится на убийство, памятуя о законе будды Амиды. Значит, убил непредумышленно. Успею выяснить, не к спеху.
«Уверен, – сказал мне господин Сэки, – это дело не окажется слишком утомительным. Обычное фуккацу…» Похоже, вы правы, Сэки-сан. И знаете, строго между нами: я хорошо понимаю этого разносчика тофу. Я знаком с его мамашей всего-ничего, но мне уже самому хочется ее удавить.
– Соседи подтвердят, что вы – это вы?
– Соседи? А чего ж им не подтвердить? Я про них все помню, все до последней гадости! Как начну говорить – не остановят. Пусть только попробуют отрицать, я им все выложу, каждый грешок на ладошку…
