Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
депрессии 1930-х годов, и лишь немногие предсказали пик жилищного бума в США в 2005 году, как, собственно, и «Великую рецессию» и «мировой финансовый кризис» 2007–2009 годов. Ряд экономистов в конце 1920-х годов утверждали, что в 1930-х годах уровень экономического процветания достигнет новых высот, в то время как другие доказывали прямо противоположное – грядет высокий уровень безработицы вследствие замены человека машинами. Но, кажется, не было ни одного публичного экономического прогноза относительно случившегося – десятилетия очень высокого уровня безработицы, а затем возвращения к нормальной жизни.
С давних пор экономисты, занимающиеся исследованием данных, преуспели в создании абстрактных теоретических моделей и анализе краткосрочной экономической информации. Они могут точно спрогнозировать макроэкономические изменения на пару кварталов вперед, но сделанные ими же за последние полвека годовые прогнозы в общем и целом особой ценности не представляют. При оценке вероятности отрицательного ежеквартального роста ВВП США через год их прогнозы никоим образом не были связаны с фактическими последующими отрицательными темпами роста (5). Согласно исследованию Fathom Consulting, начиная с 1988 года Международный валютный фонд в своем отчете World Economic Outlook («Перспективы мировой экономики») предрек 469 рецессий в 194 странах (определяется как снижение ВВП страны в течение года). И только в 17 случаях он спрогнозировал спад в экономике в предшествовавшем году. 47 раз они предсказывали рецессии, которые так и не произошли (6).
Можно подумать, что такое предсказание очень сильно смахивает на прогноз погоды, точность которого ограничена разве что несколькими днями. Но люди при принятии экономических решений, как правило, думают на годы вперед. Они планируют, в какую школу отдать детей, а затем в какой вуз им лучше поступать или как взять ипотечный кредит с рассрочкой на 30 лет. Поэтому вполне естественно предположить, что нам иногда стоит знать, чего следует ожидать в ближайшие годы – экономического подъема или спада.
Возможно, экономические прогнозисты делают все, что в их силах. Но те или иные экономические события без видимых на то причин происходят вновь и вновь, и складывается впечатление, что пришло время подумать, как можно было бы кардинально улучшить качество экономической теории.
Редко можно встретить экономиста, который профессионально интерпретирует прошлое или прогнозирует будущее. Все продолжают цитировать какого-нибудь бизнесмена или журналиста. Но чтобы понять ситуацию в экономике в комплексе, нам необходимо принять во внимание множество противоречивых популярных нарративов и идей, имеющих отношение к экономическим решениям вне зависимости от того, верны или ошибочны эти идеи.
Критические высказывания в адрес традиционных подходов к макроэкономическим исследованиям появились не сегодня. Еще в 1947 году в известной статье Measurement without Theory («Измерения без теории») экономист Тьяллинг Купманс раскритиковал тогдашний стандартный подход, предусматривавший рассмотрение исключительно статистических свойств данных временных рядов, таких как ВНП или процентные ставки, при поиске опережающих индикаторов для составления прогнозов. Он задался вопросом, а есть ли теории, в основе которых лежат реальные наблюдения за базовым поведением человека:
«Доказательная база этих экономических теорий отличается от наблюдений, полученных во временных рядах: знания мотивов привычек потребителей и целей коммерческих предприятий, ориентированных на получение прибыли, основанного на собственных наблюдениях и результатах опросов или выводах из наблюдаемых действий отдельных лиц, – короче говоря, более или менее систематизированного знания поведения человека и его мотивов» (7).
Одним словом, по мнению Купманса, традиционные экономические подходы не учитывают роль общественных убеждений в больших экономических событиях, другими словами – нарративов. Если экономисты будут учитывать в своих объяснениях экономических событий еще и массовые нарративы, то при прогнозировании будущего они будут острее ощущать подобные факторы влияния. И таким образом, благодаря им политики, принимающие стратегические государственные решения, получат более совершенные инструменты для прогнозирования и реагирования. Мои рассуждения в этой книге сводятся к тому, что экономисты могут вывести свою науку на новый уровень, развивая, внедряя в нее такую составляющую, как нарративная экономика. Следующие главы закладывают основу для ее объединения с наукой ради создания более жизнеспособной теории экономики.
Моральный императив предвосхищения экономических событий
В конечном счете цель прогнозирования состоит в том, чтобы уже сегодня вмешаться в процесс, для того чтобы, чтобы изменить его будущие результаты на благо общества. В своем обращении к Американской экономической ассоциации в 1969 году ее президент Кеннет Ю. Боулдинг (еще один преподаватель, повлиявший на меня во время учебы в Мичиганском университете) заявил, что теорию экономики следует отнести к «моральным» наукам, поскольку она связана с человеческой мыслью и идеалами. Его возмущала доктрина, которую можно было бы назвать «непорочным представлением о кривой безразличия», подразумевавшей, что вкусовые предпочтения уже заданы и мы не можем исследовать процесс их формирования: «Эта доктрина рассчитана скорее “на птиц”, чьи вкусы в значительной степени заданы генетически, и поэтому их можно рассматривать как константу динамики птичьих сообществ» (8).
Теория экономики, по словам Боулдинга, «создает мир, который она исследует» (9). Как правило, мы хотим не предсказывать, а предупреждать события. Нам никогда не придет в голову заниматься простым прогнозированием катастрофы; мы безусловно хотим предпринять действия, которые бы ее предотвратили.
Сообщения в газетах о действиях центрального банка, таких как регулярное повышение или понижение процентной ставки, как бы являются отражением предположения, что величина и время этих действий имеют бо́льшую важность, чем слова и истории, которые их сопровождают. Ирвинг Кристол в своей работе 1977 года так выразил мнение типичного экономиста, игнорирующего опросы общественного мнения, призванные измерить уровень деловой уверенности:
«Все это в высшей степени глупо. Деловая уверенность, представляемая как готовность инвестировать в новые заводы и оборудование, – это явление не психологического, а экономического порядка. Важно то, что делают г-н Картер и г-н Бернс, а не то, что они говорят. Джон Мейнард Кейнс, возможно, верил – и некоторые из его учеников, очевидно, до сих пор верят, – что на склонность к инвестированию влияет высокий или низкий уровень “духа жизнерадостности” в деловой среде. Но экономисты-кейнсианцы всегда были плохого мнения об умственных способностях бизнесменов, которых они считают капризными детьми, нуждающимися в отеческой опеке… Именно перспективность выгодных инвестиций влияет на уровень деловой уверенности. Это и ничего больше – не то, что говорит президент, не то, что говорят представители исполнительной власти или кто-либо еще» (10).
Кристол не выделяет какие-то экономические факторы, действующие независимо от историй и вызывающие экономические кризисы. Вместе с тем он намекает на политизацию экономики, утверждая, что экономисты принижают умственные способности бизнесменов, когда стараются описать их поведение как недостаточное стремление к оптимизации бизнес-результатов. Многие экономисты поняли, что выгодно льстить бизнесменам, чья поддержка активно влияет на их карьерный рост. Описание экономики, где все определяют исключительно абстрактные экономические факторы, предполагает, что экономика работает в моральном вакууме, а какая-либо критика ее руководителей отсутствует.
Джон Мейнард Кейнс: нарративный
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
