Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
коробкой, я отправился на док. Было начало седьмого. Каяк отсутствовал, Майкл ловил где-то далеко. Я пристроил удочку к торчащей из воды свае, освободил крючок, уселся удобнее и открыл коробку. Лучше бы я этого не делал. Клубок распался, и огромные черви, торопясь, поспешили кто куда. Во сне такое зовется кошмаром. Метались, разбрасывая во все стороны комья черной жирной земли. И это на чистеньком доке. Самые бодрые пытались забраться под настил. Их приходилось тянуть за хвост, пока остальные улепетывали, кто как мог. Адское занятие, нужно признаться. Кое-как я восстановил порядок. Черви возвращаться в коробку не хотели, но их никто не спрашивал. Я ожесточился. Наконец, я остался один на один с самым большим и понял, что мне предстоит нарезать его на куски. По крайней мере, так получалось. Я уложил червя и достал нож. Нож не резал, червь извивался. Ира вместо ножа дала пилку с мелкими зазубринами. Пилить червя – это слишком. Наконец я насадил истерзанную плоть на крючок и забросил… Потом я следил за поплавком, дергал, снова забрасывал, кромсал несчастного червя. Без результата. На душе появилось неприятное чувство, не процеженное сквозь жизненный опыт. Конечно, я хорошо соображал, но психика давала сбой, картины беззаботного ужения не получилось.
– Что ты сделал с доком? – Капризно спросила Ира, она вышла, беззаботная, смыть желток. – Тут можно картошку сажать…
Я сдержался и горжусь этим. Я забрал коробку, помыл док и поднялся в дом.
А Марина, закончив путину, не теряла времени зря. Она высмотрела соседний док. Он пустовал и имел явное преимущество по сравнению с нашим. Комфорт. Навес (не нужно забывать, жара стояла невероятная), столик. Постоянная тень. Лодка на берегу. Никто всем этим не пользовался. И в домике над доком было пусто. Женщины немедленно перебрались. Ира с Валей читали, а Марина достала дощечку с бортиками, высыпала на нее разнообразные бусины и принялась нанизывать их одну за другой, заглядывая в книжку с готовым узором.
– В детстве я с родителями и младшей сестрой жила в Одессе. – Рассказывала Марина, расправляясь с бусинами. – Как раз за спиной у Дюка. Наши окна на него выходили. Мама была учительницей, а папа – морским начальником. Он очень любил море. И мне это, видно, передалось. Потому что я все время сбегала в порт. Не так, как другие дети, нагулялся и обратно, а сразу на весь день, до вечера. И дни я не пропускала. В школе я не задерживалась. Учителя говорили маме, что у них, кроме меня, есть и другие дети. Короче, отвечать они за меня отказались. В порту у меня было много друзей: моряки, грузчики, контрабандисты, с интересными рисунками на груди и спине, и все мы весело проводили время. Папа за меня совершенно не волновался, а мама совсем наоборот, если в семь лет со мной такое, что же будет в пятнадцать? Или в тринадцать. Голос у мамы дрожал. Я быстро развивалась. Слова новые легко запоминала. И меня отвели к психологу, пока еще не поздно. Психолог стала со мной работать, я оказалась очень трудным ребенком. В отличие от моей младшей сестры, единственное мамино утешение. Психолог вызвала маму и сказала, что в Одессу привезли энцефалограф. Это такой прибор. И мне нужно сделать энцефалограмму, пока еще не поздно. Вокруг только и повторяли, пока еще не поздно, шептались и оглядывались, слышу я или нет. Мама требовала, чтобы папа, наконец, вмешался. Может быть, уже поздно. В общем, меня отвели на этот энцефалограф. Я оказалась самая здоровая из всех, кого там обследовали. Маму поздравляли, она была счастлива. Доктор сказал, что хочет сделать энцефалограмму моему психологу. Но психолог (это была женщина) энцефалограммы испугалась. Я ей рассказала, что теперь у меня в голове ползают страшные змеи, как на электрическом щите с надписью: Не влезай, убьет! Только хуже. И психолог влезать отказалась. К ней как раз поступила новая методика, на таких, как я, хорошо действует музыка. Меня отвели в музыкальную школу, и у меня оказался очень музыкальный слух. Абсолютный, самый лучший – так маме сказали. Ее снова поздравляли. Мне выбирали музыкальный инструмент, а пока стали учить пению. Вы видели Одесскую оперу? Правда, красивая? Одесское бельканто. Мама была счастлива, она считала, что я уже там. Но я была еще здесь, я качалась на качелях, ударилась головой и случайно откусила язык. Самый кончик, но петь без него я не могла. Мы как раз сидели тогда за столом, я – рядом с папой, а сестра возле мамы, напротив. Мама поглядела на нас с папой, достала платок, вытерла глаза и сказала: – Боже мой, какая генетика страшная наука, неужели ничего нельзя сделать?..
Мы уехали из Одессы, и я, представьте себе, стала паинькой. Видно, это море и порт на меня влияли.
– А что сестра?
– Она была очень спокойная. Потом, уже в институте познакомилась с мальчиком, и они вместе стали ходить по дну Москва-реки.
– Почему именно по дну?
– Нужно же где-то гулять…
С этим нельзя не согласиться. Когда задаешь много вопросов, начинаешь испытывать неловкость. Чрезмерное любопытство – свойство предосудительное. Но здесь уговаривать было не нужно…
– Когда я была маленькой, – откликается Валя, – мы жили в удобном микрорайоне. Не военная часть, но похоже. Дома стояли друг против друга. А посреди – удачное место для детей. Выпускали нас туда на целый день, и зазывали в дом, только, чтобы поесть. О всяких педофилах никто понятия не имел, хотя мы – юные пионеры их не боялись. Совсем наоборот, они прятались, когда нас видели. Мы бы такого сразу схватили и доставили в милицию. Тогда много фильмов про разных шпионов шло. Посреди этого огромного двора стояла эстрада. Такая себе площадка, как на средневековой площади. Как раз тогда новое кино показывали про английскую королеву Елизавету и Марию Стюарт. Мы – девочки в них играли. Как-то я зимой простудилась и долго сидела дома. Скучала, как вы понимаете. Мама мне говорит. Дочь, погляди в окно. Я влезла на подоконник, а все мои друзья и подружки выстроились на этом помосте и смотрят в мою сторону. Заметили меня, взялись за руки и мне поклонились. И потом еще долго подавали мне всякие знаки. Чтобы я быстрее поправлялась и выходила. Целый спектакль. Я сидела на подоконнике, смотрела и была очень счастлива.
– Ты, наверно, была Елизаветой?
– Нет, у нас по очереди. Одна из мам была театральным режиссером, и все это придумала.
– А меня, – вспоминает Ира, – помогала воспитывать мамина сестра
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
