в карманах сжал кулаки и сделал глубокий вдох и выдох. Не его дело.
— Теперь идемте в дом.
Они вернулись и поднялись по крыльцу. Эва сняла кроссовки в коридоре и терпеливо ждала, пока мужчины расшнуровывали свои берцы. Кажется, терпение Зема подходило к концу.
— Кухня, — первый же поворот налево и они попали в просторную обеденную зону с большими окнами, из которых с одной стороны была видна терраса, тропинка к дому, с другой — уличные тренажёры. Зону готовки отделял остров, вокруг которого стояли высокие стулья. В гостиной три кресла, небольшой диван, кресло-мешок и телевизор.
— Здесь, — достала из выдвигающейся полки несколько визиток, — номера местных доставок, — сщурилась и усмехнулась, — с комментариями вам. Будет полезно, — кинула их на остров.
«Не берите грибную пиццу, они растят грибы на куче говна»
«Зато паста — белиссимо»
«А кофе и здесь вкусный»
«Обидите Эву, найду и урою»
От неожиданности Сокол тоже усмехнулся, за что получил мрачный взгляд от командира. Тот прочитал из-за плеча и никак не отреагировал.
— Идемте дальше, — позвала их Эва и они сделали ещё два шага по коридору, который на этом месте разделялся, — там, — показала направо, — семь комнат, выбирайте любые. Постель чистая, в шкафах один комплект сменной одежды. Если не подошло по размеру — уж извините. Душ, туалет в конце коридора один на всех. Баб не водить, для этого есть другие места. Я потом покажу, — с хитрой улыбкой повернулась к мужчинам, — понятно?
Кивнул только Сокол.
— А там, — показала налево, — моя часть дома. Вам туда заходить нельзя. Если что-то срочное — звоните. Телефон на холодильнике. В вашей части есть выход в лазарет, найдёте сами.
— Это что? Богодельня для потерянных мальчиков? — спросил все такой же хмурый Земной?
— Богодельня? — усмехнулась Эва.
— И не страшно одной маленькой слабой девочке в одном доме с командой злых мужиков? — он наступал на нее, как скала, которую уже тысячи лет трепал северный ветер, без крошечки света во взгляде.
Вот только Эва даже не дернулась и не обратила внимание на окрик Сокола своему командиру.
— Так ты на самом деле не в курсе, кто мой отец? — смотрела на него с усмешкой во взгляде, даже с некоторым высокомерием, отчего вся душа Зема стала темной.
— Нет. Дух ему звонил.
— Ммм, — она уткнулась пальчиком ему в грудь, отчего все его существо словно сконцентрировалось в одном месте, — Дмитрий Гросс, — и легко оттолкнула, потому что мужчина просто выпал в осадок, — меня не будет до вечера. Располагайтесь, — прошла в свою часть дома.
5
Зем пришел в себя с хлопком закрывшейся двери. Все то, что рассыпалось, когда она сказала имя, сейчас собралось чёрным комом в груди и он резко направился на улицу. Обувь просто схватил в руки, потому что не смог бы нормально завязать.
Даже до Эвы в её комнате донеслось, как он орал на Духа. Девушка усмехнулась, переодеваясь. На имя папы всегда две реакции: благоговейный страх или открытое восхищение. Чего так распсиховался командир, ей было понятно: такому, как он, просто слабо было принять помощь от девчонки. А имя Дмитрия Гросса давало ей невидимую, непробиваемую защиту. Вот и срывался на своих.
Отец. Генерал, непререкаемый авторитет, который до сих пор, не смотря на свои почти 50, участвовал в операциях. Тот, который всегда и везде за военных. Он даже свой дом переделал так, чтобы здесь могли останавливаться на передышку небольшие команды. Был уволен со службы 20 лет назад, открыл свою частную фирму, которая активно и очень тесно сотрудничала с госструктурами. О нем до сих пор вспоминают в узких кругах и рассказывают в учебке шепотом. А в учебнике про него есть заметка о том, как он один с командой из пятерых ближайших друзей разнес целый лагерь противника. Самосуд, устроенный им после убийства жены. Психиатрическая экспертиза признала его невменяемым на момент совершения действий.
— Че ты орешь, Зем, — Духу надоело слушать ор и он встал, расправляя плечи и глядя прямо на командира. Не школьник, чай, чтоб его так распекали, — нам НУЖНА была помощь, ты это прекрасно знаешь. Операция была секретная и никто из наших не пришёл бы. Тебе бы спасибо сказать девчонке за нас и за Айка, а ты только ходишь лютуешь.
Он задел его плечом и вышел в операционную, где присел на маленький, круглый, крутящийся стульчик рядом с другом.
— Он прав, — блеснул глазами Ярый, — покажешь, что тут где? — обратился к Соколу.
Врач положил руку на плечо командира, ободряюще сжал и вышел.
Земной присел на кровать, упёрся локтями в колени и обхватил голову руками, проводя несколько раз ладонями по короткостриженному затылку. Дышать было тяжело, то ли из-за внезапно ставшим тяжёлым и тесным броника, то ли ещё из-за чего. Хотелось методично дубасить грушу, чтобы хоть как-то привнести ясность в мысли. Эта девчонка все спутала, смешала упорядоченные внутренние струны в какой-то невообразимый ком и еще насмехалась над ним, прикрываясь именем папочки.
Будь на ее месте мужик — поблагодарил бы без «б». А тут тонкая, раскрашенная как долбанный единорог, мать его, девчонка!
Он. Не. Привык. Принимать. Помощь.
Зем с раннего детства решал все сам. Воспитывался старенькой подслеповатой бабушкой, которая хоть и мало чем могла его обеспечить, но по-своему любила. А ему, мальчику в коротких штанах и заношенных до дыр ботинках, приходилось тяжко. Во дворе его не жалели, в школе все стало только хуже. Бабушке он ничего не рассказывал: та плохо слышала, а орать про то, как Сева закрыл его в девчачьем туалете на перемене ему не хотелось. В восемь лет сам записал себя в бокс. Тренер долго отнекивался, но мальчик был очень настойчивым. В итоге сдался и заменил ему отца. Нет, жить легче не стало. И разговоров по душам у них не было. И задирать его продолжали так же, но теперь все больше издалека. Просто альчик знал, что есть место, куда можно прийти, не говоря ни слова потренить, вымотаться, и находить неожиданные решения. Сам поступил в военную академию. Сам добился своего положения. Все сам. Все всегда сам. А тут девчонка. Под крылом своего влиятельного отца. Избалованная, высокомерная, гордая стерва, не думающая о последствиях.
Да бл. ть.
— Зем, — напротив опять появился Сокол. Сейчас наверняка будет парить свою душевную уйню, — гоу в тренажерку. Тебе надо остыть.
Так они и сделали, убивая свои кулаки о снаряды. Физическая боль отрезвляла, давая возможность соображать без адреналиновой дымки. И уже стоя под тугими
