потому, что природа довольно груба и жестока. Когда принц Чарльз, закатывая глаза, мечтательно рассуждает о «матери-природе», это прекрасно, но и сентиментально. Природа не мать. Рак — тоже природа. Самые токсичные вещества — натуральные яды. Натура сама по себе сплошное вытеснение и умерщвление, аморальная зона. Даже наш друг лес беспощаден, там идет безжалостная борьба за свет и жизненное пространство, тесно прилегающие друг к другу деревья — смертельная угроза для подлеска, лишенного света. Все маленькое, миленькое, слабое беспощадно выкашивается природой. Когда молодые лани попадают в лес, они первым делом обгрызают самые сочные побеги, то есть молодые подрастающие деревья. Природа жестока, и лучше всего это известно тем, о ком мы с умилением говорим, что они живут «в гармонии» с природой. «Хотите знать, что такое природа, — спрашивает один из моих любимых авторов, великий Жозеф де Местр[12], — тогда взгляните на так называемого естественного человека. Он убивает, чтобы прокормиться, он убивает, чтобы одеться, он убивает…» Он вырывает кишки у ягненка, чтобы извлекать волшебные звуки из своей арфы, отнимает бивень у слона, чтобы сделать игрушки для своих детей, его обеденный стол завален трупами.
Как теперь стало известно, бушмены Калахари, которых мы были склонны идеализировать, традиционно действуют очень жестоко, когда, например, охотятся с помощью лесных пожаров или выжигают целые регионы, чтобы создать пастбища для своего скота. Так что разрушение флоры и фауны началось задолго до промышленной революции. Наши предки, якобы столь близкие к природе, были экологическими преступниками. Там, где они появлялись, сразу же начиналось драматическое вымирание видов. Уже шумеры и вавилоняне были знакомы с вредоносными монокультурами.
В какой момент проявилась человеческая страсть к разрушению, трудно сказать. Кажется, давно, примерно 12 000 лет тому назад, когда мы решили прекратить охоту и собирательство и начали вести оседлый образ жизни. Эта так называемая аграрная революция была великой и необратимой цезурой в истории человечества. Ее далеко идущие последствия полностью изменили наше существование. С этого момента люди перестали, так сказать, ладить с природой, стали с ней бороться, укрощать ее, что-то у нее отвоевывать, господствовать над ней.
«Назад к природе!» — звучит неплохо. Даже «шампунь с натуральными ингредиентами» звучит неплохо. Но разве мы и впрямь хотим вернуться назад? И даже если так, существует ли какой-то путь назад к природе?
Некоторые экологи, в том числе даже серьезные ученые, такие как Юджин Одум[13], считают единственным решением проблемы демонтаж северной мировой экономики. Критика роста как приемлемая, хотя и второстепенная тема до сих пор обсуждается на экономических семинарах. Но факт остается фактом: изменить наш способ хозяйствования и наш разорительный образ жизни, вернуться на доиндустриальный уровень — нереально. Вроде бы существовали культуры, которые нашли этот путь, резко затормозили и сделали разворот. Но только в легендах. Например, в легенде об индейцах племени хохокам. Якобы задолго до Колумба они вели систематическое аграрное хозяйство, строили каналы, но в один прекрасный день обнаружили, что стали рабами своих достижений, и решили вышвырнуть все орудия труда и утварь и вернуться к образу жизни предков. Но это, как сказано, легенда. В реальности маневры типа «Назад, к корням!» кончаются так же скверно, как в случае с одним парижским интеллектуалом из Камбоджи по имени Салот Сар, а по прозвищу Пол Пот, или «брат номер один». Придя к власти в своей стране, он отправил тех, кто сидел в городах и конторах, собирать урожай на рисовых полях, потом приговорил всех к принудительным работам и, наконец, физически уничтожил четверть населения на «расстрельных полигонах».
Но если нет пути назад, к природе, может, есть какой-то способ жить в ладу с природой? Хайдеггер думал, что нет. Он выдвинул шокирующий тезис: в эксплуатации природы виновато в конечном счете европейское христианство. Дескать, оно слишком буквально истолковало стих Ветхого Завета: «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Быт. 1, 28).
Впрочем, у Хайдеггера были испорчены отношения с церковью (а она в свое время его поощряла, он был обязан ей своим образованием). Поэтому он не желал признавать, что благословение Книги Бытия можно истолковать совсем иначе. Требовательней и деликатнее. Во всех архетипических сюжетах от Библии до Уолта Диснея речь идет, скорее, о том, что можно использовать природу, но нужно лелеять ее (прекрасное, забытое слово, мой отец часто произносил его).
Процитирую хотя бы из «Короля львов», старого мультфильма Диснея:
«Все, что ты видишь вокруг, существует в хрупком равновесии.
Как кораль ты должен понимать это равновесие и уважать все создания, от ползучего муравья до прыгучей антилопы».
Конечно, трепетное отношение ко всему живому (здесь это звучит весьма поэтично) могут испытывать лишь те, кто ценит жизнь как таковую. И это очень трудно дается современным борцам за охрану окружающей среды. А ортодоксальные экофундаменталисты, сторонники «глубинной экологии», в том числе такие влиятельные фигуры, как Пауль Эрлих, Дэвид Судзуки, Раджендра К. Пачаури, Альберт Гор[14], считают человека злостным хулиганом, если не вредоносным паразитом. Как в известном анекдоте.
Встречаются две планеты.
— Что с тобой? — спрашивает одна. — Ты выглядишь ужасно.
— Люди, — отвечает другая.
— Не волнуйся, эта зараза скоро пройдет.
Все основные политические идеологии антропоцентричны. Это означает, что они сфокусированы на благополучии человека. Зеленое мышление — единственная политическая идеология, основанная на предпосылках, не ограниченных антропоцентризмом. Эта давняя аристократичная традиция идет от Конрада Лоренца через Александра Кинга[15] к английскому принцу Гарри. Лоренц в одном из своих последних интервью сказал: «Человечество не сделало ничего разумного, чтобы воспрепятствовать перенаселенности. Как тут не порадоваться СПИДу». Кинг, один из основателей Римского клуба, заметил по поводу борьбы с малярией: «Моя проблема в том, что эта борьба способствует перенаселенности!» А принц Гарри дал обет: в интересах охраны окружающей среды иметь не более двоих детей. Звучит жестко, но именно такова позиция классической школы «глубинной экологии», на которую ссылается современный экологизм. В конечном счете он опирается на мышление, враждебное людям.
Тот, кто аплодирует принцу Гарри, рассуждает с респектабельной позиции «глубинной экологии». Но точно так же рассуждал один из американских подростков, совершивших массовое убийство в средней школе «Колумбайн». В своем дневнике он писал, что планету якобы необходимо избавить от паразитов. «Человеческую расу не стоит защищать. Ее стоит только убивать. Верните землю животным. Они того заслуживают, а мы нет».
Согласитесь, это не
