они не были прямо допущены к делам. А о попытках таких вопросов и разговоров оперативные сотрудники были обязаны немедленно докладывать в свои подразделения внутренней контрразведки и безопасности.
Как бы то ни было, неповоротливая и огромная чекистская бюрократическая машина закрутилась, и маховик стал набирать обороты. В ДОП "Арчибальд" были подшиты постановление о заведение дела, первая оперативная справка о случившимся 7 декабря 1980 года, бланк злополучной телеграммы, протоколы допросов свидетелей, дактилоскопическая карта "Фермера", его словесный портрет и фоторобот, план внутренних помещений узла связи, план местности вокруг телеграфа, справки и характеристики на его работников: истинный ариец, характер нордический, советский, член НСДАП… пардон КПСС или ВЛКСМ с 19.. года и тому подобное… Задания агентуре. Отчёты агентов. План оперативных мероприятий по розыску "Фермера", состав и задачи оперативных групп.
На Зеленоградском почтамте теперь постоянно дежурила оперативная группа. Приемщиц в окошках телеграфа заменили опера КГБ. Помещение было оборудовано аппаратурой аудио и видеозаписи. Все телефоны были поставлены на "кнопку" — на негласное прослушивание и запись переговоров. Мобильные бригады наружного наблюдения 7-го управления КГБ расположились в машинах вокруг здания, понатыканных по близлежащим кварталам. Они регулярно меняли дислокацию, перемещались, менялись местами, чтобы не примелькаться, не привлечь к себе внимание посторонних, бдительных советских старушек и самого "Фермера".
Но главный ужас начался на второй день после случившегося. Сначала поступило первое сообщение о сходстве с фотороботом, которое взбудоражило всех. Конечно, за первым подозреваемым — студентом Московского института электронной техники — не примчались с воем сирен и мигалками чёрные "Волги" и "воронки". Всё должно было сделано без шума и пыли.
По тревоге было мобилизовано несколько групп оперативников и "наружки". Квартал вокруг его дома был негласно оцеплен. Началась операция по негласному агентурно-оперативному установлению личности подозреваемого (в квартиру направился опер КГБ под видом сантехника из ЖЭКа), его ближайшего окружения и круга его общения, по определению его образа жизни и привычек, по подготовке к негласной установке в его квартире оперативной техники и пунктов наблюдения в соседних квартирах или домах, по его негласному показу свидетелям для опознания, по задействованию секретной агентуры КГБ для аккуратного оперативного подхода к подозреваемому — чтобы не спугнуть его.
И, естественно, по документированию всех этих действий, всех оперативных мероприятий — написанию справок и отчётов, планов и характеристик, заявок. Бумажек, бумажек, бумажек.
Но уже через несколько часов, подобных сообщений о сходстве с "преступником" поступило десяток, два десятка. И оперативный штаб понял, что организовать проверочные, агентурные и оперативно-технические мероприятия по каждому из подозреваемых не было возможности. Иначе, пришлось бы мобилизовать весь оперативный состав и всю агентуру Московского УКБ!
Глава 4 — Совещание у Андропова
Поздно вечером в понедельник 8 декабря 1980 года в знаменитом на весь мир здании на площади Дзержинского ярко горели люстры в кабинете Председателя КГБ СССР, члена Политбюро ЦК КПСС генерала армии Юрия Владимировича Андропова.
Он только что вернулся из Кремля, усталый после двухчасовой беседы о разном с генсеком Леонидом Ильичём Брежневым, которому главный чекист страны пока ничего официально не сообщил о происшествии в Зеленограде, хотя и знал, что тому уже наверняка донесли его доверенные люди в руководстве КГБ. Но по давнишней традиции Андропов докладывал в Инстанцию только тогда, когда знал что-то точно. Пока рапортовать в Политбюро ЦК было нечего. И это злило Андропова и внутренне веселило Брежнева, хотя он и не подавал виду. И они это знали оба. Что ещё сильней злило Андропова, который уже секретно готовился занять место генсека.
За столом в кабинете грозного Председателя КГБ СССР собрались на оперативное совещание самые приближённые к нему генералы госбезопасности: первый зам генерал армии Цвигун, замы — начальник ПГУ (внешней разведки) генерал-полковник Крючков и начальник Второго (контрразведывательного) главка генерал-лейтенант Григоренко, члены Коллегии КГБ СССР — начальник Управления КГБ по городу Москве и Московской области генерал-полковник Алидин, начальник "пятёрки" (борьба с идеологическими диверсиями) генерал-лейтенант Бобков и начальник "семёрки" (наружное наблюдение — слежка) генерал-лейтенант Бесчастнов. А также начальник ОТУ Дёмин, начальник 12 отдела (прослушивание телефонов и помещений) Плеханов и начальник Следственного отдела Волков. Атмосфера в кабинете председателя была тяжелой и напряжённой.
Докладывал начальник Московского УКГБ генерал-полковник Виктор Иванович Алидин. А докладывать ему было, строго говоря, нечего, и это заранее знали все собравшиеся. Конкретных результатов через сутки после ЧП с международной телеграммой в Зеленограде не было. Все остальные не подавали виду, но внутри себя злорадствовали, видя, как пыхтит и отдувается начальник московской "управы", изо всех сил пытавшийся придать своим пустым словам хоть какой-то вес. А Андропов немного оттаял, внутренне злорадно наблюдая Алидина в той же неудобной шкуре, в которой он только что побывал в Кремле сам.
В кабинете Председателя КГБ в здании на площади Дзержинского присутствовали многолетние профессионалы-чекисты, умудрённые опытом разведки и контрразведки. Их нельзя было провести вокруг пальца, как иных партийных или советских руководителей. Все они понимали, в какой трудной ситуации сейчас был Алидин, и никто из них не мечтал очутиться на его месте. ЧП случилось на подведомственной ему территории, и он автоматически становился ответственным за всё, хотя и не был ни в чём виноват. Таковы были правила чекистской игры, хорошо известные всем.
Андропов лично и все высшие руководители КГБ СССР были убеждёнными социально-политическими детерминистами и сторонниками теорий заговоров. Они свято верили, что в мире ничего не происходит случайно, что все события в мире, где бы они ни творились, обязательно вписаны в чей-то заговор: наш или "ихний".
Они были абсолютно и свято убеждены в том, что никаких объективных сложностей у советской коммунистической и государственной системы, как и у всего социалистического лагеря в мире, никогда не было, нет и быть не могло.
Что все проблемы в СССР были инспирированы только внешними врагами. Исключительно из-за рубежа. Единственно иностранными спецслужбами. Только империалистическими, сионистскими, религиозными и китайскими центрами идеологических диверсий. Или их подлыми наймитами, предателями, врагами народа внутри СССР. Или обманутыми ими несчастными простаками. Или психически больными людьми.
Высшие чекистские руководители, во главе с Андроповым, десятилетиями строили собственные заговоры, как внутри СССР — в борьбе за власть, за продвижение по службе, за место в высшей номенклатуре партии, государства и КГБ, так и вовне — против Запада, США, НАТО, Израиля, Ватикана и Китая. И они десятилетиями пытались разгадать внешние заговоры против СССР, КПСС и КГБ, проникнуть в секреты "мировой закулисы".
Поэтому
