не доживешь ты до этих дней, чтоб тебя… — прокричала она, чем еще больше развеселила публику.
После нее поднялся седоволосый худой мужчина.
— Даю честное слово, е́нге[12]. Если этот прохвост сделает такую глупость, я ему над головой вместо сабель из дубовых палок такую триумфальную арку смастерю, что народ от удивления рты разинет, — пообещал он.
После его слов радостное возбуждение охватило всех. И даже до этого момента сохранявшие серьезность, словно за судейской кафедрой, судьи засмеялись и зааплодировали.
— Хорош, ничего не скажешь! Такого днем с огнем не сыщешь, — сказал один из них.
Кто знает, когда построили этот постоялый двор, в котором мы сейчас находились. По краям всего здания был навес, под которым прятались путники в такую же погоду, как и у нас сейчас. Печи, где они разводили огонь, и столбы, к которым привязывали своих коней, до сих пор стояли на своих местах. Сколько воды утекло с тех пор! Прошли века, и вот уже мы очутились в этом месте. Здесь кое-что поменяли и подкрасили, и получился превосходный дом культуры. Повсюду между столбами были развешаны красные и зеленые флажки с зазубринами на концах, сделанные из бумаги. То там, то тут из-под осыпавшейся штукатурки виднелась обшивка, со временем ставшая похожей на черное дерево. На ней были заметны написанные когда-то афоризмы и, напоминающие схватку Баттала[13] Гази, картины Войны за независимость…
Как всегда, мне захотелось раствориться в толпе, чтобы обо мне никто не вспомнил. Однако и тут директор не оставил меня в покое. Впереди у самой сцены за столом сидела многочисленная группа: стоящий с самого начала праздника на ногах и целовавший в лоб невесту и жениха генерал; рядом с ним два высокого звания офицера; одетые с иголочки несколько гражданских; женщины, напоминающие павлинов в своих сверкающих платьях и шляпках с перьями…
Между ними ко мне спиной, завернувшись в шубу, сидела светловолосая женщина. Ее движения и звонкий смех, после которого непременно следовал кашель, напомнили мне мою попутчицу с поезда. Но это, конечно же, было практически исключено. До такой степени я уверил себя в невозможности подобного, что даже когда она вместе с другими барышнями обернулась, я не поверил своим глазам. Однако она, заметив меня, улыбнулась и поздоровалась. После чего сделала весьма бесцеремонный жест. Как в пантомиме, она изобразила объятия, а потом положила голову на запястья рук, словно этим хотела показать, что дети в поезде крепко спят, прижавшись друг к другу. Потом она рассказала что-то обо мне генералу и сидящим за столом. Это я понял по тому, как они все разом обернулись и посмотрели в мою сторону. Все это стало причиной того, что директор дома культуры снова вспомнил обо мне и уже не оставлял меня в покое ни на минуту. Таким образом, я был приглашен за стол к почетным гостям. Этой ночью мое социальное положение становилось все выше и выше. Пойти против воли директора и отказаться от приглашения было просто невозможно. Я даже не сомневался, что, если откажусь, он вцепится в мое запястье и все равно приведет меня к столу. Поэтому, чтобы больше не позориться, я согласился. Отступать не было смысла.
Глава третья
По своей природе я застенчивый человек. Однако мне не нравится испытывать чувство неловкости, когда я попадаю в шумную компанию. Каким, по моему представлению, являлось социальное положение моих собеседников, в таком духе я и начинал с ними разговаривать. Наверное, это можно считать одним из моих комплексов неполноценности…
Было невозможно понять, как Макбуле учуяла запах свадьбы, как она умудрилась нарядиться и накраситься среди одеял и корзин семьи из Харпута, а самое главное — как ей удалось сесть по правую руку от генерала. Наверное, и меня она выставила в лучшем свете, если меня приняли за важного человека и усадили за стол для уважаемых гостей.
Женщина еще раз поведала историю о том, о чем показывала пантомимой. Она так рассказывала о том, как укладывала спать детей, что у меня сложилось впечатление, что мы с ней муж и жена. Подумав об этом, я сразу испугался: а что, если и другие так же решат?
Генерал оказался благородным и весьма приятным человеком. Обратившись ко мне, он сказал:
— Это большая удача, что среди нас находится знаменитая певица. А что, если попросить ее продемонстрировать нам свой прекрасный голос? Как вы думаете, это не будет выглядеть неучтиво?
— Да разве мы можем упустить такой шанс! — воскликнул директор, опершись спиной о край сцены. — Слава о госпоже Айсель гремит по всей Турции. И вот дорога привела ее в наш дом культуры. Она не может покинуть нас, не окрасив наши своды звуком своего божественного голоса.
Макбуле сказала начальнику, что ее зовут Айшевен, а не Айсель, потом повернулась к генералу.
— Для меня это большая часть, паша! Большая честь! — произнесла она и снова рассмеялась до кашля. Затем продолжила: — После столь ужасного путешествия, вы думаете, что у меня сохранился голос? Однако я все же попробую… Вот только где мы найдем аккомпанемент?
С места поднялся седой мужчина, который недавно обещал директору сделать триумфальную арку из дубовых палок.
— Наш джазовый оркестр, наверное, сможет сыграть народную турецкую музыку. Только, госпожа, сможете ли вы спеть под сопровождение трубы?
После его слов все засмеялись.
Этому человеку было лет пятьдесят пять-шестьдесят. Но он казался высохшим стариком. Его шея была немного всегда повернута в сторону, у него был выпуклый лоб, впалые щеки, а наружный край правого глаза слегка подпорчен оспой. Его тонкие щеголеватые усики по этой же причине осыпались в нескольких местах.
Потому как все во главе с генералом смеялись и аплодировали ему, стало понятно, что это известная и всеми любимая личность в городе.
— Ходжа[14], если ты захочешь, то всегда найдешь выход, — сказал генерал.
— Самый лучший выход из этого положения — это мой уд[15]. Он, безусловно, лучше трубы, — заверил старик, еще больше изогнув шею. — Однако в такую погоду как его из дому-то принесешь?
Директор сразу отправил домой к старику машину.
Среди приглашенных находился один хорошо одетый мужчина. Почему-то мой взгляд то и дело задерживался на нем. Макбуле, заметив это, сказала, что и он из нашего поезда и едет в плацкартном вагоне, который подцепили к нам в Февзипаша. Хорошо-то оно хорошо, но что делает среди нас
