участка стены, чтобы шлифовать лезвие. Но многие времена спустя Доминика получила достаточно острое лезвие, некоторые части которого могли резать, а не только лишь рвать.
Первым делом она отделила окаменевший мизинец — так будет работать сподручнее. Затем вылепила из камня сосуд для плесени, с кое-как пригнанной крышкой и проушиной для веревки.
На веревку пошли волосы Доминики. Слава богу, монахиням давно разрешили отращивать волосы, особенно служащим в боевых отрядах! Волос хватило на юбку-пояс и несколько коротких веревок — подвешивать к поясу нехитрый скарб инквизитора.
За время работы пол камеры промялся под ее ногами; ноги же отмерли, как ранее мизинец, и окаменели по колено. И это было даже кстати! Предстояло прорубиться сквозь фронтальную стену, а затем как-то подниматься по ней снаружи.
Ноги она отсекла после того, как собрала всю плесень в свой сосуд. Было не больно, лишь немного жалко.
Десяток тщательно отмеренных порций плесени потребовался, чтобы расширить окно-бойницу в стене пятифутовой толщины. Вбив ноги в стену снаружи, она выбралась и впервые увидела Кратер во всей красе — насколько позволили тучи пепла, конечно. Изнутри Кратер не выглядел кратером — скорее, колодцем. Где-то в невероятной вышине виднелся кружок дневного света. Завиваясь спиралью, столп пепла подымался из безвидной глубины. Стены Кратера, насколько хватало глаз, были испещрены мириадами окошек темниц. Показалось ли ей, или из некоторых что-то торчало? Вероятно, она не первая, кто догадался пройти сквозь стену.
Она сидела на собственных отрезанных и вбитых в стену ногах — и ей пришлось повиснуть на них, как на брусьях, ведь ей надо было как-то подниматься. Темное колдовство плесени придавало ей сил. Действуя методично, как машина, Доминика выдергивала кошмарный костяной клин из стены, вбивала повыше, подтягивалась, выдергивала, вбивала…
Путь ее лежал к одной из ближайших бойниц. Оттуда доносился слабый хриплый клекот — голос Энрике. Она нашла бандита в плачевном состоянии, наполовину вплавленным в камень. Несчастный дурак не догадался запастись плесенью, прежде чем лезть наружу. Видать, так дурно на него подействовала близость девы-монахини. Все тело его окаменело, лишь глаза бешено вращались в глазницах, да челюсть подергивалась, извергая пошлости.
— Сама пришла? Ох, какая ты страшная… — различила она. — Ну ничего, мне и так сойдет.
Только теперь Доминика поняла, что кое-чего не учла. В темнице-то она сидела нагая, а ее жалкий пояс ничего не скрывает! Ну, ничего, она уже, возможно, совершила самый страшный грех, поверив Рогатому. А вынужденная нагота — это, если подумать, не грех, а просто срам.
Она откупорила сосуд, каменной щепочкой взяла толику черной субстанции, показала Энрике. Судя по его глазам, они подумали об одном и том же: о том, что Энрике — тупоголовый болван!
Укрепив силы богомерзким зельем, Доминика стала прорубаться к бандиту. Было очень неудобно: на одной ноге она сидела, другой резала камень.
— Ну, иди же, иди сюда! Вот молодец, — подзуживал Энрике, безумно ухмыляясь.
Но сеньора-инквизитор, лишь освободив одну его руку, сразу отсекла ее от плеча. Испробовала. Да! Чужие кости работают в точности как свои!
— Ты что творишь, стерва?! — протестовал бандит.
Но Доминика не слушала его, лишь методично вырезала камень. Вскоре ее инвентарь пополнился четырьмя новыми клиньями. Тело Энрике она сбросила на пол темницы, в хищные заросли плесени. Дьяволово — дьяволу.
Будучи увешанной таким количеством костей, она стала подниматься медленнее. Но все равно смогла достичь темницы Рогатого. Тот явно удивился, когда она спустилась к нему, будто гигантский паук. Рогатый почти полностью был оплетен черной порослью, но в глазах его не было ни капли потустороннего ужаса, который терзал ее, стоило ей только немного переборщить с зельем.
«Видимо, сияние благодати хранит его душу, — предположила Доминика с удовлетворением. — Это — лучшее доказательство правдивости его рассказа».
— Как ты, друг? — она склонилась над ним.
— Все хорошо, — едва слышно прошептал Рогатый.
— Кажется, ты решил совсем здесь остаться?
— Здесь я никому не наврежу, — отвечал он.
— Почему бы тебе не пустить в ход перо, раз ты это можешь? — спросила Доминика.
От ответа зависело очень многое.
— Я не хочу убивать других пленников, я же говорил, — устало отвечал Рогатый.
— А зачем убивать? Ты мог бы избыть поганую тьму, осенить грешников истинным светом, проложить нам путь отсюда! — увещевала сеньора-инквизитор.
Рогатый смотрел на нее будто бы с жалостью.
— Мне придется развеять некоторые ваши иллюзии, госпожа, — ответил он. — Если вам будет угодно.
— Валяй!
— Во-первый, никакого абстрактного зла, как и абстрактной чистоты, не существует! — начал он. — Души — настолько же материальны, как и тела. И духовная тьма — это буквально гниль душ!
— Ты хочешь сказать…
— Буквально! Свет мгновенно уничтожает тьму, а благода-а-ать… — протянул он, требуя, чтобы она сама сказала ответ.
— Э… уничтожает зло? — предположила инквизитор.
— Дура! Благодать уничтожает пораженную Тьмой плоть души! — сказал Рогатый. — Сами подумайте, без лицемерия этого вашего надменного, без иллюзий, без… Что останется от вашей души, если ее испорченные части мгновенно исчезнут?!
— Я не… Но это то, чего всегда хотела Церковь…
— Ваша душа обратится в нежизнеспособные ошметки! — ответил Рогатый. — Вы либо станете идиоткой и вскоре умрете, либо сразу умрете. Как было с тем бедным монахом, что ткнул меня прутом в лоб.
— О, Господи…
— То-то и оно. Из тысяч осененных благодатью уцелел лишь я один — и мне потребовались недели, если не месяцы, чтобы прийти в себя и обрести более или менее ясный ум.
— Вот, почему небесные воинства проиграли битву, — догадалась Доминика. — Они не могли использовать свое главное оружие…
— Возможно, возможно.
— Но не все потерянно, — сказала инквизитор. — Ты хороший человек, Рогатый, но ты глуп. Ты не видишь возможностей.
— Например?
— Мы можем выбраться наружу, найти ближайшего демона и заставить его вернуть нас в смертный мир. Мы будем угрожать ему полным уничтожением. Твое перо ведь это может?
— Наверное, может. Но что мы будем делать потом? — вопросил Рогатый. — Поглядите на нас — мы же ходячие мертвецы! Нам даже воздух нужен лишь затем, чтобы колебать голосовые связки!
— О том, что будет дальше, будут думать те, кто умнее нас, — обманула его Доминика. — Мы принесем важные сведения. Важнейшие сведения в истории человечества!
Еще битый час они пререкались, пока Рогатый не решил, что ему все равно, где быть: в темнице или с Доминикой. Сеньора-инквизитор отделила его голову от бесполезного куска камня, некогда бывшего телом, повесила на пояс. Теперь Рогатый мог лишь едва уловимо шептать. Это к лучшему! Хотя бы не ляпнет чего-то не того при посторонних. «Важнейшие сведения в истории» она твердо решила держать при себе.
— Почему мы еще
