Дженн оглянулась и посмотрела туда, где в последний раз видела Антонио, но там никого не было. Она подбежала ближе, и снова ее охватил жуткий страх. Он просто исчез. Он не бросил их, он не мог так просто взять и уйти.
— Антонио! — закричала она. — Подожди, Эрико. Антонио!
— Si, — отозвался он. — Si, Дженн.
Антонио пробился сквозь горящий в нескольких ярдах кустарник, от его опаленной одежды тянулся неровный шлейф дыма. Руки его почернели и шелушились.
Дженн побежала к нему и неуверенно остановилась перед ним, напуганная и смущенная своими сомнениями.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
Он угрюмо кивнул.
— Ничего страшного, пройдет.
Ее начало трясти.
— Я очень за тебя испугалась. Я думала…
Она замолчала. Неважно, что она думала. Главное, он жив и снова с ними.
— Ты же не думала, что я тебя брошу? — спросил Антонио, напряженно глядя на нее и погладив ладонью ей щеку. — Я шел, чтобы помочь вам с Эрико.
Вдруг глаза его, в которых светилась нежность, погасли, и в них осталось одно отчаяние. Он хорошо прятал его… впрочем, если внимательно присмотреться, все было видно, а она смотрела более чем внимательно. В его глазах застыла некая тень, какая-то глубокая рана мучила его, но он отказывался поделиться с ней своей болью.
Тут была некая темная тайна.
Слезы навернулись ей на глаза. Дженн любила Антонио, она хотела ему доверять во всем. Но доверять нельзя было никому, она усвоила это, когда два года назад переступила порог университета. Ей пришлось научиться не верить своим глазам, не доверять разуму и даже сердцу. Всякий раз, когда она об этом забывала, только чудом избегала смерти.
— Ay, no, — прошептал Антонио, глядя ей в глаза. — Я никогда тебя не брошу.
Большим пальцем Антонио погладил ее по щеке, и она закрыла глаза, отдаваясь ласке. Как приятно бархатное прикосновение его загрубевшего пальца! Губы его прижались к ее губам, она всхлипнула и ответила на поцелуй. Закинула руки ему за шею и прижалась к нему всем телом. Губы его, такие мягкие, нежные, их вкус смешивается с металлическим вкусом крови во рту.
Дженн прижалась к Антонио и тихонько заскулила, ей хотелось еще. И вдруг он пропал.
Дженн открыла глаза и увидела, что Антонио стоит в нескольких ярдах, весь съежился, глаза горят дьявольским огнем, изо рта торчат клыки. Эрико подбежала к Дженн, сжимая в руке кол. Один меткий бросок — и он мертв.
— Estoy bien![6]— хрипло прорычал Антонио.
Он вытер с губ что-то темное и руку вытер о штаны.
Это была ее кровь.
— Все в порядке, Эрико, — повторил он по-английски.
Его глубокий голос всегда приводил Дженн в трепет, но она сама не могла понять, был ли то трепет страха или желания. Иногда, когда они целовались, она забывала, правда, только на минуту, все, что разделяло их.
Антонио был вампиром.
Она заставила себя хорошенько всмотреться в его лицо: сверкающие зубы, голодный, жестокий огонь в глазах, весь перекосился, пытаясь преодолеть жажду крови. Явно не хочет, чтобы она видела это, но ей это необходимо. Нужно всегда помнить об этом, чтобы защититься от роковых последствий самой и защитить его.
Некоторые вампиры утверждают, что они способны контролировать свои желания, но Антонио де ла Крус — единственный в ее жизни, кому это хорошо удается. Годы медитации, учебы и молитвы дали ему необходимые для этого силы. Во всяком случае, так он утверждает.
Но в глубине души Дженн понимала, что каждая минута, проведенная с ней, подрывает эти его силы. Когда-нибудь он не выдержит, и ей придется убить его. Если получится. Или это сделает другой охотник. Эрико, например. Или Джеми…
— Прекрасно, — сказала Эрико. — Одним меньше.
Но кол в руках она сжимала все так же крепко. Мускулистая и маленькая, Эрико была на пару лет моложе и на пару дюймов ниже ростом, чем Дженн. Когда два месяца назад они закончили академию, Эрико единственная из класса была избрана для того, чтобы вручить ей священный эликсир, наделяющий человека невероятной силой и способностью передвигаться с поразительной скоростью. Этот эликсир так трудно изготовить, что его всегда хватало только на Великого Охотника. Командира отряда.
— Антонио тоже убил одного, — сказала Дженн.
Эрико подняла брови, бросила взгляд на Антонио, и он кивнул. Лицо его снова приняло обычный вид.
— Всего было трое, так, что ли? Значит, почти справились.
— Это нам так сказали, что трое, — подала голос Дженн, все еще не в силах избавиться от напряжения.
Она быстро достала чесночную мазь и смазала щеку и губы.
Эрико вздохнула и свободной рукой провела по ежику на голове.
— Местные могли ошибиться. Такое бывало и раньше.
Дженн судорожно сглотнула слюну.
— Прости меня, Эрико, — сказала она. — Я не смогла как следует поддержать тебя.
Эрико пожала плечами.
— У тебя нет такой силы, как у меня, Дженн. Ты действовала как надо.
Но Дженн знала, что это не так. Ведь она испугалась. И больше всего испугалась не за себя или Эрико, а за Антонио. Она перевела взгляд на него.
— А вот Антонио… — начала Эрико.
— Он весь обгорел, — сердито перебила Дженн, отвергая намек и желая защитить его. — Посмотри на его руки.
— Черт побери, все это дерьмо собачье, — раздался знакомый раздраженный голос.
Дженн обернулась: к ним подходили двое. Один высокого роста, бритоголовый, с яркими наколками на руках и на шее; в отсветах пламени он выглядел, как сущий дьявол. Свитер с высоким воротником он снял, на нем оставалась только майка. Это был Джеми О'Лири.
Девушка рядом с ним на этот раз не стала с ним спорить. Она вся была покрыта гарью, от боевой одежды — стеганая куртка, гетры, сапоги выше колена — до соломенно-светлых косичек и серебряного перстня с полумесяцем на большом пальце; только на щеках Скай Йорк слезы проложили тоненькие, бледные дорожки. Скай делала рукой пассы, бормоча заклинание с рефреном на латыни: «desino», что означает «прекратись». Один за другим языки пламени вокруг нее погасали.
— Проклятики все готовы? — озираясь, спросил Джеми.
Он посмотрел на Антонио.
— Я говорю о тех, кого нам разрешено убивать, — многозначительно добавил он.
— Один остался, — ответила Эрико. — У меня один, у Антонио один, остался…
— Никого не осталось, — перебил Джеми. — Я взял одного, когда выбирался из церкви. — Он показал свои опаленные руки. — Проткнул горящей жердиной. Отличная попалась, длинная, вошла прямо в сердце.