поезда, отправляющегося в сторону Усть-Лабы. С большими переживаниями мы добрались до хутора Александровский.
Многочисленная родня отца не смогла принять четырех иждивенцев. Над мамой сжалилась совсем незнакомая женщина, тетя Настя, у нее самой было двое детей, а муж воевал на фронте.
Председатель колхоза друг детства отца и комсомолец Усть-Лабинской организации, о которой я уже говорил, с большими трудностями определил маму в колхозную бригаду и дал комнату в управлении колхоза. Дело в том, что все бригады были женскими и у всех имелись дети, а мужья воевали на фронте. Каждый трудодень подсчитывали, и отрывать его от своей семьи ни одна женщина не хотела. Председатель помог с трудоустройством мамы в овощеводческую бригаду, и это спасло нас.
Спустя какое-то время женщины колхоза узнали, что мама хорошая портниха и может сшить любую вещь женского гардероба. Она без устали работала и в бригаде, и на дому портнихой.
В это время немецкие войска начали стремительное наступление на Кавказ. Красная Армия сдавала позиции, и мы оказались на оккупированной территории. Перед приходом немцев председатель колхоза разрешил забрать в личное пользование членам колхоза несданные государству сельхозпродукты. Мама сумела принести несколько мешков кукурузных початков, из которых готовила мамалыгу.
Немецкое командование не стало разрушать колхозы на Кубани, во главе их поставили немцев из жителей Северного Кавказа, бывших граждан СССР. В хуторе командовали немцы Федор Иванович и Иван Иванович. Нашу семью они выселили из правления, и нас вновь приютила тетя Настя.
Жалоб на правление двух управляющих немцев, мародерства с их стороны не было. Они уехали с отступавшими немцами.
Хуторяне любили слушать мамины рассказы о достопримечательностях Москвы. Особенно о трамваях, метро и эскалаторе, зоопарке. Обращались к маме и старый и малый очень своеобразно: «Тетка москвичка, расскажи о Москве». Они не всегда ей верили, потому что не могли себе представить движущуюся лестницу вверх с людьми, не видели многих диковинных животных, электричества. Никто из них никогда не был в Москве, и всем хотелось хотя бы мысленно побывать в рассказах «тетки москвички».
В конце войны возобновили пассажирское движение в столицу, получила от властей разрешение на въезд в Москву и наша семья. Это было зимой 1944 года. Мост через реку Кубань был разрушен, и отец трижды, с каждым ребенком на руках и швейной машинкой, переходил по висячему мосту через реку. Такие рискованные переходы требовали не только смелости, мужества, но и ловкости, настойчивости, чего у отца было в избытке.
С различными приключениями в общем вагоне семья добралась до Москвы, а затем и до нашего барака.
До 1948 года мама занималась домашним хозяйством и воспитанием детей, а потом стала работать стрелочницей на Московской железной дороге на станции Лосиноостровская. Здесь она проработала до 1961 года. Работа на железнодорожном узле — интенсивная и очень напряженная, и, конечно, опасная. Достаточно сказать, что в ее бригаде погибло несколько стрелочниц. На здоровье мамы сказался и неблаговидный поступок начальства железной дороги. В 1955 году подошла очередь на получение квартиры. Наша семья должна была въехать в двухкомнатную квартиру в новом доме, выписали же нам ордер только на комнату в двухэтажном деревянном доме барачного типа. У мамы начался диабет, и она стала работать швеей в производственном комбинате «Стройторгснаба» по месту жительства.
Мама ушла из жизни девятого августа 2005 года. Лицо мамы запомнилось мне молодым, красивым и светлым. В старости ее внешность говорила о возрасте, а глаза по-прежнему блестели живым огнем. После смерти отца она жила одна в однокомнатной квартире. До смерти обслуживала себя сама. Не жаловалась ни на жизнь, ни на житейские обстоятельства. Я никогда не видел ее без дела. Она что-то вязала, шила, стирала, штопала, мыла. Не сидела у дома на скамейке. До последних лет ходила в церковь и там всегда стоя слушала молебен. Благодаря телевизору была в курсе международной и внутренней политики. Много читала, особенно книги, которые приносил я. Зная ее интерес к определенным темам, я приносил ей именно такие книги и, хотя она уже не могла их пересказать, всегда говорила, что содержание книги ей понравилось.
У второй сестры мамы — Елены — к началу войны было пятеро детей, муж работал лесничим, и семья жила там же, в лесничестве. В лесах их района действовали советские партизаны, доставлявшие фашистам много беспокойства. Немцы решили привлечь к борьбе с партизанами Ивана, мужа тети Елены. В октябре 1941 года немецкий отряд подошел к дому лесника, семья в это время завтракала. Вдруг в окно увидели немцев. Иван быстро попрощался с семьей, надел лыжи и дворами ушел к партизанам. Офицер немецкого отряда увидел свежие следы от лыж, отдал команду сжечь дом лесника, и тетя Елена осталась с детьми на улице, ей удалось из горящего дома вытащить перину, одежду, железное корыто, санки и кастрюлю. Ей пришлось идти в ближайшую деревню, но деревню немцы сожгли. Пришлось погорельцам идти в другую деревню, а потом в третью, четвертую, пока не оказались у партизан. Во время переходов питались корой — оказывается, кора содержит много питательных веществ, и это спасало голодную семью. Дважды их обстреливали немецкие самолеты, но однажды над ними несколько раз пролетал самолет, а на третий облет немецкий летчик, улыбаясь, сбросил ящик и помахал им приветливо рукой в кожаной перчатке. Его улыбка ободрила ребят, моих двоюродных братьев Владимира и Николая, и они разбили деревянный ящик, увидели в нем яблоки, шоколад, конфеты, булочки…
Лось — моя малая родина
Родился я в семье железнодорожных рабочих 13 октября 1941 года в родильном доме на станции Лось Северной железной дороги, которая находилась в ближайшем Подмосковье, в тринадцати километрах от Москвы. С шестидесятых годов XX столетия поселок Лось стал частью Москвы.
Ярославское шоссе и Северная железная дорога делили поселок Лось на три части. Справа от Ярославского шоссе располагались дома Метростроя — городок имени Ворошилова, которые примыкали к Лосиноостровскому лесу, где в прошлом любили охотиться русские цари. В настоящее время это лесопарковая зона. Слева от шоссе до железной дороги тянулись бараки — одноэтажные, без удобств, и двухэтажные, с кухней и примитивным туалетом на две семьи, который в суровые зимы замерзал.
За железной дорогой стелились огромные болота, а за ними санаторий «Светлана», частные дома и два пруда — место это называлось Джамгаровкой. В дореволюционное время этой территорией владели братья Джамгаровы.
В городке Лось находились поликлиника, родильный дом, две средние школы и одна школа с четырехклассным и вечерним образованием,
