должно быть, выглядит в глазах домохозяек и их мягких и рыхлых мужей, когда они спешат в церковь со своими детьми. Все, кто видел его в этом районе, либо боялись его, либо ненавидели, либо хотели с ним трахнуться, либо какая-то комбинация из трех. Он привык к этому. Ему нравилось быть в центре внимания.
Он как раз проходил мимо церкви, когда заметил ее. Она была великолепна настолько, что казалась почти греховной, ожидая, чтобы войти в церковь в этом нетронутом районе. Он чувствовал ее на всем пути через улицу. Он чувствовал ее потребность; пустоту в ней, которую только он мог заполнить. Ничто в этой церкви не могло ей помочь. Но он мог.
У нее была бледная, молочно-белая кожа, похожая на ванильное мороженое или нетронутый снег. Ее волосы были длинными, черными и намеренно растрепанными, уложенными таким образом, как у героини в каком-нибудь боевике. Ее губы были от природы надуты, что придавало ей вид избалованного ребенка. У нее были полные бедра, большая круглая попка и тонкая талия. Сложенa как женщина. Не то, что эти анемичные манекенщицы: такие худые, что почти бесполы - ни бедер, ни задницы, почти нет груди, больше похожи на очень симпатичных мальчиков, чем на женщин. Она была прекрасна. Ее глаза были великолепны и пронзительны. Он перешел улицу и присоединился к толпе. Казалось, это был идеальный день для посещения церкви.
Он сел на скамью рядом с ней. Она продолжала поглядывать на него и каждый раз обнаруживала, что он смотрит на нее в ответ, не отворачиваясь, не скрывая голода в своих глазах, не притворяясь, что делает что-то меньшее, чем то, что он делал... - вожделел. Он с немалой долей восторга заметил, что серебряная цепочка у нее на шее, на самом деле, была собачьим ошейником-удавкой. Она была чьей-то собственностью. Какого-то доминанта, который, вероятно, был недостоин ее. Теперь он был уверен, что хочет ее, и с еще большей уверенностью знал, что она нуждается в нем.
Она снова поймала его взгляд на себе, и на этот раз он улыбнулся и облизнул губы языком. Она улыбнулась в ответ.
Он наклонился и прошептал ей на ухо.
- Итак, какого черта ты делаешь в церкви?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты точно знаешь, что я имею в виду, - oн протянул руку и потянул ее за удушающий ошейник для пущей убедительности.
Она покраснела и застенчиво улыбнулась.
- Мои сексуальные предпочтения и религиозные убеждения взаимоисключают друг друга. Эта история с церковью - часть моей реабилитации. Я начала спиваться. Выпивка была единственным способом, которым я могла удержаться от того, чтобы не нюхать героин. Эта церковь спонсирует программу из двенадцати шагов, которая помогла мне стать чистой и трезвой. Знаешь, они говорят, что вам нужна высшая сила, чтобы избавиться от зависимости. Итак, поскольку я уже былa здесь, я выбралa Иисуса. Он такой же хороший представитель Высшей Силы, как и любой другой.
- Ты использовалa алкоголь, чтобы избавиться от героина, а теперь используешь Иисуса, чтобы избавиться от алкоголя? Я уже ревную.
- Ревнуешь к кому?
- K Иисусу. Я должен был быть здесь ради тебя. Я должен был быть твоей высшей силой, - oн наклонился так близко, что его лицо почти коснулось ее, и ей показалось, что тлеющий жар его взгляда опалит ее ресницы. - Еще не слишком поздно, не так ли?
- Что, черт возьми, ты имеешь в виду? He cлишком поздно для чего?
- Шшшшшшш! Пастор говорит! Я не могу слушать проповедь! - cиневолосые старушки, стоявшие перед ними, обернулись и пронзили их сердитыми взглядами.
- Прихожане церкви, как правило, самые нетерпимые люди, - прошептал он достаточно громко, чтобы услышала пожилая женщина. - Пойдем, поговорим со мной снаружи.
Она огляделась вокруг, а затем встала, протискиваясь мимо других прихожан, когда выбиралась со скамьи. Она вышла вместе с огромным гипермускулистым чернокожим мужчиной, одетым в кожу, с головой змеи, свисающей с его обнаженной груди, из двери в вестибюль церкви, а сердитые и обеспокоенные взгляды провожали их.
- Тебе не нужна фантазия. Фантом - это все, что может предложить тебе эта церковь, - oн схватил ее руку и провел ею по своей обнаженной груди и вниз по рельефному прессу. - Тебе нужен Хозяин, который является настоящей плотью и кровью, который действительно может быть рядом с тобой, отвечать на твои молитвы. Не просто какая-то аморфная идеология с высшим существом, которое тебе никогда не удастся увидеть, потрогать или почувствовать. Который существует только в твоей прелестной головке.
- У меня есть Хозяин. Его зовут Хозяин Крейг. Он надел на меня ошейник в прошлом месяце.
- И что он сделал для тебя с тех пор?
- Мы играем. Я служу ему. Я служебная рабыня.
- Как... именно... ты служишь ему?
- Я прихожу утром, перед работой, и готовлю ему завтрак, глажу его одежду, сосу его член, а затем мою его посуду. После работы я прихожу готовить ему ужин, мою посуду и убираюсь на кухне, а потом пылесошу дом, и иногда он трахает меня. Иногда он порет меня или бьет тростью. Это хорошо.
- Это то, о чем ты мечтала? Когда ты смотришь на него, является ли он тем объектом поклонения, который ты ожидала найти, когда впервые вступила в этот образ жизни? A? Чему он научил тебя о тебе? О мире? Как он расширил твой кругозор? Что он сделал, чтобы заслужить твою службу?
- Он... он... Я не знаю.
Он ухмыльнулся и покачал головой.
- И вот, почему ты должна быть моей рабыней. Тебе не нужен Иисус или этот... Крейг.
Он выплюнул это имя, как будто оно имело мерзкий привкус у него во рту. Затем он улыбнулся и снова прижал ее ладонь к своей груди, чтобы она могла почувствовать, как колотится его сердце, словно внутри него работает какой-то тяжелый механизм. Его обсидиановые глаза были мягкими и заботливыми, но в то же время содержали дикую напряженность, как лев смотрит на своих детенышей.
- Все, что тебе нужно - это я.
- Ты что, сутенер какой-то?
- Позволь мне быть твоим новым божеством, - ответил он, игнорируя ее вопрос.
Она открыла рот, чтобы заговорить, и он поцеловал ее... нежно, не более чем легкий поцелуем. Но этого было достаточно. Ее рот захлопнулся, и она просто стояла там, глядя в его темные дикие глаза.
