Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
когда не существовало полицейских сил и постоянной армии, а управление осуществлялось при сотрудничестве магнатов с короной. Родовая знать выдвигала из своих рядов лидеров политического сообщества; их власть на местах и личный авторитет имели решающее значение для руководства страной. Объявление вне закона, таким образом, стало и способом извлечения финансовой выгоды, и средством политического контроля[9].
Обычно утверждается, что Эдуард IV и Генрих VII после 1461 года предпринимали обдуманные атаки на власть аристократии, однако эту точку зрения опровергает тот факт, что 84 % объявлений вне закона было отменено. Созданная Генрихом VI проблема состояла не столько в чрезмерной силе подданных, сколько в недостаточной силе короля. Возможно, что Эдуард IV пытался разделить аристократию и джентри на уровне органов самоуправления графствами, подрывая установившиеся политические сообщества в пользу королевской власти. Король Иоанн в 1215 году вбил клин между баронами и джентри – трюк был не нов. Однако политика Эдуарда по отмене объявлений вне закона отличалась последовательностью: цифры для рыцарей и сквайров показывают, что в этих социальных группах было отменено 79 и 76 % приговоров, и это соответствует цифрам для титулованной аристократии. Лишь на социальном уровне, не входящем в правящую элиту, цифры отмен были ниже: для йоменов, служителей церкви и торговых людей они составляли 47, 36 и 29 % соответственно. Безвестность, таким образом, не была защитой: чем ниже социальное положение человека, тем сложнее ему давалось возвращение прав и собственности. Время, которое требовалось наследникам, чтобы добиться отмены судебного решения, различалось: Эдуард IV отменил 42 из своих 140 объявлений вне закона, а 43 наследникам пришлось дожидаться вступления на престол Генриха VII. Ричард III отменил один, оставив в силе 54 приговора Эдуарда. Из 100 объявлений вне закона Ричарда III 99 отменили после сражения при Босуорте. Генрих VII смягчился в отношении 46 из 138 человек, осужденных парламентом в течение его правления. В конце концов еще шесть наследников восстановили в правах при Генрихе VIII, ни с чем остались 86 человек[10].
Эффективность этих мер для финансового положения короны оценить сложно. Объявление вне закона укрепило политическую власть короля, но едва ли сделало нечто большее. Если бы проскрипции оставались неизменными, огромные наследства перешли бы в королевскую казну: объявления вне закона внесли бы наибольший вклад в увеличение дохода до того, как Генрих VIII ликвидировал монастыри. Однако, хотя выручка от продаж и суммы, изъятые у наследников до возвращения их земель, были значительными, часть конфискованного имущества всегда приходилось делить с победителями после каждого этапа гражданских войн. Таким образом, объявление вне закона давало облегчение скудным финансовым ресурсам короны в краткосрочной перспективе, но долгосрочное изменение положения было им не под силу. Корона сохранила не более семи наследств знати и 17 наследств рыцарей. Остальные 119 оставшихся в казне имений принадлежали эсквайрам, священникам, йоменам и торговцам – земли сравнительно небольшой ценности. При этом надо признать, что йоркисты и Генрих VII управляли своими активами более эффективно, чем их предшественники. За исключением краткого перерыва после Босуорта они пользовались самыми современными методами управления крупными баронскими хозяйствами, передавая коронные земли из контроля казначейства, сдававшего их в аренду по фиксированным ставкам, сюрвейерам, кризисным управляющим и аудиторам, которые специализировались на максимизации прибыли[11].Ключевой фигурой был управляющий, отвечавший за сбор ренты, заключение новых арендных договоров, удаление плохих арендаторов и санкционирование ремонтов. Управляющий лично отчитывался в кабинете короля, который при Эдуарде IV и Генрихе VII превратился в финансовый департамент королевского двора. Королевские сундуки стали основным хранилищем, туда начали передавать и другие государственные доходы, такие как иностранные субсидии, займы и пожертвования, а также некоторые налоги. Собирать деньги в королевской казне было примерно то же самое, что хранить их под кроватью короля. Эту систему нельзя назвать прогрессивной, однако она работала: казначейство получило подчиненный статус и полностью восстановило свое влияние в финансовой системе королевства только в 1554 году, хотя там продолжали получать и ревизовать таможенные сборы и счета судебных исполнителей.
Эдуард IV начал эксперимент по увеличению «доходов от землевладения» в 1461 году, Ричард III продолжил и развил политику своего брата, а после 1487 года систему принял и усовершенствовал Генрих VII. Таким образом, именно в своем кабинете эти короли назначали чиновников, заключали сделки о продаже конфискованных имений и об опеке над наследниками до их совершеннолетия, решали вопросы с ленными сборами и в целом контролировали свои финансы. Нередко дела велись без соблюдения формальностей: Эдуард IV несколько раз принимал отчеты в устной форме, а Генрих VII сам проверял и подписывал отчеты, а затем отпускал бухгалтеров без дальнейшей проверки. Однако ни один король не мог следить за всем лично, поэтому надежные советники и друзья играли важную роль в процессе контроля над доходами от землевладений. Что было выгоднее, гибкость при принятии отчетов или непосредственное удобство, неясно, но главная цель не вызвала сомнений – извлекать из коронных земель все, до последнего пенни.
Английские королевские финансы изобилуют сложностями, однако некоторые показатели уровня и масштаба восстановления после 1461 года можно привести[12]. Чистый доход Генриха VI в 1432–1433 годах составил £10 500 от землевладений и £26 000 от таможенных пошлин. Точное сравнение с доходом Эдуарда IV исключено, поскольку отчетов йоркистского казначейства не сохранилось, но в последние восемь лет его пребывания на престоле чистый доход от землевладений находился на уровне £20 000 в год, а от таможенных пошлин – £35 000 в год. Денежные поступления Ричарда III от земли поднялись до £22 000–25 000 в год плюс еще около £4600 из источников, связанных с землей. Другими словами, за время правления йоркистов доходы от землевладений удвоились. Цифры не показывают, какую часть дополнительного дохода принесла возросшая эффективность управления, а какую – выморочное и конфискованное имущество; невозможно подсчитать общие ресурсы короны, которые включали прямое налогообложение, добровольные пожертвования и зарубежные субсидии; однако, по оценкам специалистов, общий доход Эдуарда IV в его последний год на троне составляет £90 000–93 000. Он, таким образом, стал первым королем Англии со времен Генриха II, скончавшимся платежеспособным. Возможно, в начале правления Генриха VII чистая выручка от землевладений резко снизилась, но к 1492–1495 годам она восстановилась до £11 000 в год. А когда полностью проявилось влияние финансовой системы Генриха VII, поступления впечатляюще увеличились: в 1502–1505 годах ежегодный королевский доход из всех источников в среднем составлял £104 800. Эта цифра фигурирует в отчете Джона Херона о денежных поступлениях в казну и заслуживает доверия. Землевладения приносили чистый денежный доход £40 000 в год, таможенные пошлины – примерно столько же, хотя не все наличными, светские и церковные налоги ежегодно давали в среднем £13 600. В конце правления общий доход составлял £113 000 в год: ежегодные доходы от землевладений поднялись до £42 000 в 1504–1509 годах. Таким образом, оценив важность методов йоркистов, Генрих VII заметно их усовершенствовал.
Тем не менее достичь стабильности только за счет финансового возрождения было
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
