Книга Ветер перемен - Андрей Колганов

Иду вслед за Трилиссером по коридорам Лубянки. Пропуска в этот сектор здания у меня нет, но слова начальника ИНО – «Под мою ответственность!» – все же заставляют посты пропускать нас дальше. А вот и нужная нам комната.

– Вениамин Леонардович, привет! – бросает мой спутник секретарю Дзержинского.

– Ну здравствуй еще раз! – отвечает тот. На его гимнастерке выделяется значок почетного сотрудника ВЧК-ГПУ с большой римской цифрой V. («Награжден в двадцать третьем году значком номер тридцать два», – всплывает у меня в памяти совершенно ненужная в данный момент информация. Видел на каком-то форуме, а теперь вдруг проявилось…) – Проходи, ждет!

И Михаил Абрамович проходит в кабинет без очереди, промолвив на ходу:

– Подождите пока здесь, Виктор Валентинович. Вас вызовут.

И вот опять приемная, и опять я сижу на диване. Теперь, правда, не один – помимо секретаря за столом напротив еще двое посетителей примостились рядом со мной, на недавно сменивших обивку диванных подушках, а у противоположной стены, на стуле – еще один. Кстати, единственный, кроме меня, в штатском, остальные – в форме.

Опять жду. Нервничаю. Минуты тянутся, как часы. Но вот наконец дверь распахивается, появляется Трилиссер и энергично командует:

– Заходите!

Захожу. Дзержинский вполне узнаваем. Нет, это не тот канонический образ, который любили тиражировать в советское время. Но тем не менее Феликс Эдмундович очень похож на одну из своих фотографий, сделанных в бытность его работы в ВСНХ СССР. Залысины стали заметно больше, волосы поредели и еще дальше отступили ото лба, лицо несет печать усталости. Вместо привычной по множеству фотографий гимнастерки на нем надет вполне приличный деловой костюм с галстуком и рубашкой американского типа (углы воротничка на пуговках).

Когда председатель ОГПУ оторвался от разложенных на столе бумаг и поднял голову, ловя вошедшего взглядом, стало еще заметнее, насколько у него усталый вид.

– Садитесь, Виктор Валентинович. – И, дождавшись, пока я устроюсь на стуле перед письменным столом, спросил: – Итак, чем могу быть полезен?

– Феликс Эдмундович! – В моем голосе звучит хорошо акцентированное недоумение. Нет, так я разговор строить не буду! – Трилиссер ясно дал мне понять, что это вы будете решать, чем я могу быть вам полезен! Он, видимо, не сомневается, что могу, – но решение оставляет за вами.

– Да… Извините… Устал. – Дзержинский трет пальцами виски. Через десяток секунд его усталость никуда не исчезает, но я вижу перед собой волевого, собранного человека с ясным, пронзительным взглядом. – Да. Помню. Так чем же таким ценным вы поделились с Михаилом Абрамовичем, что он загорелся идеей непременно куда-нибудь вас пристроить?

– Что вы думаете, Феликс Эдмундович, об организации специального подразделения, которое занималось бы экономической и научно-технической разведкой? Капиталисты не брезгуют промышленным шпионажем, а нам, в нашем отчаянном положении, тем более нельзя отказываться от возможности воспользоваться достижениями наших вероятных противников. Кстати, РУ РККА вроде бы уже делает кое-что в этом направлении. – Кажется, я правильно понял замысел Трилиссера. Подставив своему шефу инициатора нового направления в разведке, он рассчитывает заинтересовать Феликса Эдмундовича и получить непосредственно от него поручение создать соответствующее подразделение, обходя возможные интриги заместителей председателя ОГПУ, членов коллегии, начальников управлений и т. д. Ну а мне за это – пряник в виде возможного трудоустройства.

– Вопрос давно назрел! – откликается Дзержинский. – Но вы, как я понял, сами в этом деле участвовать не хотите?

– Не хочу. Категорически. Предпочел бы заниматься своим делом. – Выдержать взгляд Феликса Эдмундовича непросто, но я не отвожу глаз.

– Своим? Какое же дело вы считаете своим? – В голосе Дзержинского заметны нотки недовольства.

– Мы все делаем общее дело, – стараюсь отвести от себя прорезающееся возмущение. – И я готов работать там, где прикажет партия. Однако, полагаю, каждый человек – в том числе и ваш покорный слуга – принесет наибольшую пользу, будучи употреблен на своем месте. Там, где он сможет применить все свои лучшие способности.

– И в чем же вы видите свои способности? – Речь Дзержинского, мне на удивление, гораздо более правильная, нежели те обороты, которые он употреблял в известных мне речах, статьях и письмах.

– Прежде всего, в экономическом анализе. И вообще в аналитической работе. Организаторская работа дается мне тяжелей, но и с ней я справляюсь, если мне поручить строго очерченный участок. Мое слабое место – неумение быстро налаживать отношения с людьми. – Стараюсь быть лаконичным и в то же время достаточно откровенным.