— Где расписаться?
— Вот здесь и здесь. Теперь еще одно маленькое дельце… — Эльфка вторично резко ткнула пальцем мне в лоб. — Знаешь, зачем?
— Да. Если не вернусь, остановится сердце.
— Это ваши человеческие сказки. На черта ты нам сдался, можешь не возвращаться. Ты ведь платишь за мать. Так ее как вылечили, так и обратное устроим. А это просто вроде сигнализации, чтобы найти можно было. Некоторые на радостях так напьются или наширяются, что потом их приходится искать.
Она сняла телефонную трубку и что-то сказала на неизвестном мне языке.
— Ну, все. Внизу тебя ждет «скорая помощь». Назовешь им свое имя и покажешь, как проехать. Документы будут в больничном покое в регистратуре. Обычно лечение занимает три дня, день на прощание. На пятый должен стоять на проходной в девять утра. Если вдруг выздоровление затянется — не проблема, позвонишь по телефону. — Она вытащила из ящика стола визитку с одним номером, без имени и должности. — Брать с собой можешь все, что хочешь, хоть атомную бомбу, но не более сорока килограмм. Все понятно?
— Да.
— Вопросы есть?
— Два года назад через вашу контору прошел Рафик Каримов. Если возможно, мне бы хотелось…
— Это понятно, что тебе бы хотелось, — перебила она. — Сейчас проверим. — Эльфка снова застучала по клавиатуре.
Мы познакомились с Рафиком в учебке. Москвичей в армии всегда не любили, и не сказать, чтоб совсем уж без причин — слишком многие норовили закосить… И слишком многим московская жизнь представлялась каким-то подобием рая в сравнении с ихними Нижними Усть-Урюпинсками. Так что устроить черную жизнь нам желающие всегда находились и среди «дедушек» российской армии и даже среди офицеров. Очень быстро мы с Рафиком прибились друг к другу и стали единым фронтом отбрыкиваться. Он тоже был мальчик не подарок и дать в лоб мог запросто.
Теоретически Рафик был татарином, но уже пятое поколение семейства, начиная от далекого предка, приехавшего в Москву еще до революции и работавшего дворником, проживало в городе, и из татарских слов он знал только парочку нецензурных эмоциональных выражений, употребляя их исключительно, когда надо было послать очередного «деда» в правильном направлении. Русский для этого подходил больше, но почему-то он посылал именно на татарском. Где находится мечеть, он знал точно также, как я знал, где находится церковь. То есть мог указать дорогу, но внутри ни разу не был. Короче, нормальный парень, при родителях инженерах, с остатками советского воспитания.
Потом мы вместе попали в одну часть и так и корешились почти два года, вставая грудью на защиту демократических ценностей на границе Грузии и Чечни, пока наш бэтээр не подорвали местные джигиты. Дело было вполне житейское, несмотря на полный мир, провозглашаемый по телевизору. Я отделался легким испугом, улетев в ближайшие кусты, двоих размазало насмерть, а Рафику размозжило обе ступни, да так, что одна висела только на коже. Проблема была в том, что связи со своими не было, а как поведут себя аборигены при виде нас, неизвестно еще. Район был не сильно спокойный. Почти сутки я тащил Рафика на себе, и вытащил, вот только отрезали ему обе ноги почти до колен.
Через несколько месяцев я дембельнулся и зашел его проведать. Изрядно поддатый, он сообщил, что собирается к эльфам в гости. Отговаривать было глупо, тем более что, похоже, пил он без просыпу, и хорошо еще, не допер перейти на наркотики. Остаться в двадцать лет без ног, на мизерной пенсии, и непонятно, что делать и как жить дальше, это, скажу вам… А еще через полгода он ушел с восьмилетним сроком. Тогда я впервые и стал выяснять, чем это пахнет, не подозревая, что еще через пару лет самому понадобится.
— Есть такой, ампутация нижних конечностей, — сообщила эльфка через несколько минут. — Мина. Срок — восемь лет. Живой и вполне устроенный. Очень похоже, что возвращаться он не собирается даже после конца срока. Ага, ага… а вот здесь… Ты где служил в армии?
Я назвал.
— Вот видишь, а ты еще спрашиваешь, почему так много вопросов. Назвал он тебя в анкете в числе ближайших друзей. Так что хоть уверенность существует, что вы с ходу друг друга резать не начнете. Мало ли по каким причинам разыскиваешь, может, девчонку не поделили. Шучу. Не бери в голову. Ладно, — дернула она бровью, — обещать тебе ничего не могу, но ты все равно по тому же адресу отправляешься. Так что ему передадут про старого приятеля. Сам должен понимать, люди меняются со временем, может, он и не горит желанием с тобой общаться.
— Спасибо.
— Да не за что, — отмахнулась она. — Можешь даже позвонить его родителям и сказать, что с Рафиком все в порядке. Мол, хитростью выманил данные у глупой секретарши. Официально мы никогда ничего не сообщаем, но если погибает, всегда выплачиваем компенсацию наследникам, указанным в контракте. Так что пока извещение не пришло из банка — жив. Но родителям будет приятно узнать, что он в порядке, тем более что его компенсация не касается. Он за ноги отрабатывает. Все, — развела она руками. — Можешь идти, раньше сядешь — раньше выйдешь…
Глава 2ПРИБЫТИЕ
Три десятка мужчин и женщин разного возраста — от пятидесяти до двадцати — торопливо шагали один за другим в черную мембрану. Каждый тащил на себе вещи. Кто чемодан, а кто баулы «мечта челночника». Вещи сдали на склад сразу по прибытии и получили только перед переходом. Люди в большинстве были невыспавшиеся, кое-кто вообще не слишком соображал, что происходит. Первые прибыли еще две недели назад и ждали, пока соберется вся группа. Делать было нечего, поэтому гуляли по принципу: последний день живем и терять нечего. Пили, пока не кончились деньги, потом перешли на одеколоны и все, что может гореть. Обслуживающий персонал из людей охотно менял вещи на выпивку, причем цены, естественно, были грабительские. Заодно в каждом темном углу раздавались женские визги и охи.
Когда всех подняли с кроватей и стали сгонять в зал отправления, сборище больше всего напоминало съезд вампиров с бомжами. Красные воспаленные глаза, опухшие рожи, и одеты в какое-то грязное тряпье. Впервые за все время появились орки и, не особо церемонясь, гнали пинками: «Быстрее, быстрее!» Кто-то заорал про отсутствующий чемодан, судя по звуку, получил по шее и заткнулся. Не хватало только громко лающих собак и фразы про «шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте считается побегом». Все остальное присутствовало. Звучала фамилия, человек делал шаг вперед и исчезал.
Когда подошла моя очередь, я шагнул и, преодолев слабое сопротивление мембраны с чувством, будто вывернули наизнанку, очутился в большом зале с огромными стеклами вместо стен и невольно зажмурился от ударившего по глазам яркого света. Прошедшие ранее стояли в очереди к небольшому столику, за которым сидел толстенький человечек. Рядом стоял с совершенно невозмутимым лицом эльф. Люди, миновавшие их, садились на стулья, стоящие у стен, и, тихо переговариваясь, ждали неизвестно чего.
Очередь медленно двигалась. Прямо передо мной двое вяло переругивались, выясняя, кто виноват, что последнюю недопитую бутылку не взяли с собой. Теперь даже поправить здоровье не удастся. Я так толком и не познакомился с собратьями по переходу раньше. Все три дня отсыпался, вставая только поесть и в туалет.
