Да и вообще. Хватит того, что на прошлой неделе, заметив меня в компании Афанасия, почтальонша мою калину Бульденеж кипятком облила. И куст сразу же загнулся. Я долго понять не могла, что это с моими красивыми белыми цветами случилось? Там соцветия были по двадцать сантиметров. Огромные такие белые шапки. Его ещё моя бабушка сажала, я им дико гордилась. А тут раз, и ветви согнулись пополам, будто подкошенные. А потом Михайловна рассказала, что видела, как давеча в пять утра Татьяна Сергеевна, служащий единственного в городке почтового отделения, уважаемый всеми человек, разносящий письма и газеты, пробиралась к моему забору с чайником в руке. Из него ещё пар шёл. И ведь умная женщина, с высшим образованием, когда-то давно в школе нашей учителем работала, полила дорогое моему сердцу растение. Я до сих пор в шоке. Ну любишь ты мужчину горячей, безответной любовью, куст-то тут причём?
Поэтому в магазин за конфетами к чаю лучше не ходить, там Верочка, и тоже влюблённая. Мало ли что ей в голову придёт, чтобы Афанасия отбить и себе захватить? Хотя я, честно говоря, его не держу, он как-то сам приклеился.
Афанасий стоит посреди зала моего дома и осматривается. Стесняясь того, что не успела собрать на стол, прижимаю к груди шикарный букет, а свободной рукой стягиваю со стульев детскую одежду, прячу её за спину и мучительно напрягаю мозг, представляя перед собой хлебницу. Есть ли там хлеб — вот в чём вопрос.
Колбаса без хлеба и суп без него же — это совсем печальное зрелище. Подняв с пола три игрушки-пищалки и чей-то розовый носок, я быстренько перемещаюсь на кухню. А в это время Афанасий присаживается перед Никой на корточки и вручает ей пёструю коробку с лего.
Боюсь оставлять их один на один. Вдруг Афанасий заявит Никуше, что он её новый папа. Моя дочка устроит истерику.
Заглядываю в зал: мужчина уже давно забыл про мою дочь и разглядывает полки с книгами. Это плохо, там у меня тоже может быть пыль.
Вздохнув, возвращаюсь в кухню. Потом снова пытаюсь собрать на стол. Зову старшую.
— Он мне не нравится, — заявлят Ася, шурша пакетами.
Другого я и не ждала.
— А кто тебе нравится?
— Папа.
— Понятно. Купи, пожалуйста, хлеба.
— А если я куплю хлеба, он уйдет?
— Ася, — вздыхаю, хватаясь за половник. — Просто сходи за хлебом.
— Надеюсь, когда я вернусь, его не будет.
Сдерживаюсь, хотя очень хочется рыкнуть. Если я начну ругаться при Афанасии, это будет совсем не красиво. Приходится ещё четыре раза повторить, прежде чем Ася уходит в магазин, потому что до этого дочка решает полежать на полу, полепить из найденного там же куска пластилина уточку Фанфан, а потом станцевать для меня брэйк-данс на всё том же полу. И я терплю, хотя внутри всё клокочет от негодования. Но, когда Ася наконец-то уходит, я, широко улыбаясь, захожу в зал. Афанасий сидит за пустым столом и бьёт по нему пальцами. Ника высыпала лего и пытается его сложить. Они никак не взаимодействуют.
— Не заскучал?
— Нет, Ася показывает мне своё лего.
— Я Ника, — недовольно бурчит дочь.
А я ставлю перед Афанасием тарелку супа.
— Первое вечером? — кривится он, но тут же, спохватившись, лепит на лицо улыбку.
— Извини, я не успела подготовиться, ты так неожиданно позвонил.
Афанасий, вздохнув, берётся за ложку.
— А хлеба можно?
— Ася пошла за хлебом, — бормочет младшая, стараясь соединить неподходящие друг к другу детали лего.
— Значит, я подожду. — Откладывает он ложку.
— Обычно она долго ходит. Пока цветы соберёт, пока жуков пересчитает на березе, ещё у неё коллекция камней.
— Я попросила её побыстрее, — говорю как можно ласковее.
Стараюсь как-то сгладить ситуацию.
— Ага, — продолжает Ника впихивать в очередную деталь конструктора невпихуемое.
— Ладно, тогда я, пожалуй, поем. — Пододвигает к себе тарелку Афанасий, запускает в жижу ложку, пробует, а потом сообщает: — Холодный суп.
Как же неловко. Опять опростоволосилась. Я так хочу, чтобы девочки ему понравились. Потому что я не смогу жить с мужчиной, если он не поладит с моими детьми. Не то, чтобы я мечтала выйти замуж за Афанаия, но он хороший, перспективный, и Михайловна права: девочкам нужен отец.
— Ой, прости меня, пожалуйста, я совсем забегалась, — понимаю, что забыла разогреть суп.
— Я тебе помогу. — Афанасий пытается встать и отнести суп на кухню, но неожиданно в процесс вклинивается Ника.
Она старается ему помочь и, схватившись за край, тянет тарелку на себя. Он же не отпускает. Но Ника у меня упрямая. Я привыкла и зачастую не обращаю внимания, но неподготовленного человека подобное поведение шокирует. Тем более мужчину, который, конечно же, считает, что мелкая козявка должна его тут же послушаться и встать по стойке смирно. Но не всё так просто.
— Давай дядя Афанасий отнесёт тарелочку на кухню сам, — он старается как может, цедит сквозь зубы, надавливая.
Ника не обращает внимания и тянет. Но мужики же не любят, когда с ними спорят, тем более те, у которых нет детей, и особенно работающие на должности.
В общем, перетягивание каната оканчивается тем, что Ника опрокидывает тарелку на Афанасия.
Я в ужасе замираю, увидев на его белой рубашке капусту, а на брюках огромное мокрое пятно.
— Ты что натворила?! Это же новые брюки и рубашка! — Вскакивает Афанасий.
Тарелка со звоном летит на пол. Замглавы хватает Нику за руки. Та испуганно жмётся. А я ругаю девочек сама, воспитываю как могу, но, когда кто-то повышает на них голос, не могу этого выдержать, моментом превращаюсь в фурию.
— Афанасий, не кричи на ребёнка и отпусти её руку. Ника, иди, пожалуйста, в свою комнату.
— Он всё равно мне не нравится! — кричит младшая и убегает.
А Афанасий встаёт и, стряхивая на пол капусту, злится, пытается привести брюки в порядок. Я иду к шкафу, открываю, достаю кое-что из одежды мужа.
— Это папино! Не смей ему давать! — с порога орёт старшая. — Это папина одежда!
