Скрю́чернца исповиденциалий (что Самать Алоиза сказала кроме Иисуфина ради!) руки от руруками, в феоданности клят (мой смелый послучший! мой фраур!) и, к потугам Секрета ее Рождения6, тишумно пронзить ореллух некого Филли Тёрнстона, мирского учителя сельсковедения и ортофонетики почти́телесного сложения и в районе середины своих сорока в ходе священнической мазочки ради верных и здравых ставок на иппохальбных забегов полях оживетренного Бардойла7 в дату (Р.Ж. проходит сквозь всю программу8) легко способную к запоминаемости всеми подбирателями событий национальных и Дублинских подробностей, дублями Перкина9 и Пауллока, пэром и пролом10, когда классический Анкуражный Хакни Кубок завоеван был на два носа в стойлертном финише, еком11 и неком12, неким и никем, евело невело13, от бежевого кольта Дерзкого Малыша Кромвеля после умного старта Капитана Капелана Блаунта в крапинку лошака Сант Далоуха, Драммер14 Коксон, неорисуемый третий, при сногсшибательном гандикапе, благодарности тебе славная малышка, добрая малышка, портвейная малышка, Рженка Жре́бица! ты- все их хмелы! которая в своей непрервущейся15 грязюке и пурпулярном кепи была сто пудов на лиги отличной от любого другого фантомвеса что когда-либо запрыкрывал наших древесных княжек.
Паток Том и Резвун Коротыш
Былото двое яднутых Тимковцев1 (пагода была чума, заеждь канчился и пришел и пьения горланицы стало слишком в нашем краюпье2) по имени Патоки3 Тома что был едва из заклада4 последовавшего за кражкой голяшки у Кигоя, Доннелли и Покорока Финской свинины и его собственный кровный и молочный брат Резвун Коротыш, (он был, чтоб уж быть изощренно щепетильным про них, оба коротышные и резвунные) жучок5, сошед с понтона6, оба они чудовечно бедные, кто болтажничася там в поисках какого бабо́сычего улова ради джимми о'гоблина7 или толстяшки8 как уж послучайнилось, пока Сифорцы9 всё занимался девля́ми, чтоб услухить как проезжик в моторных колошмотках употребляет свой законовый язык (и Муж далее), касаясь дела Мра Адамса10 что было во всех воскресках про то с чем постоянно терся он носами и отбулькнув из своей собственной проставы от соболтальника в очках.
Создание баллады Хости
Этот Паток Том о ком только упомянуто что успел он уже поотсутствовать в своих привычных грубо тесанных логовищах в стране окружных лошадушек некоторое время предшествуя сему (имел он, вообще-то, обыкновение зачащивать в публичные ночлежки где спал в нагом состоянии, забухарьпарня со всеми, в странных челов койках) но в вечер скачек, бухой в стельку после всеразличных рюмашек адского огня, красной цыпки1, бульдога, сивухи и вербейника, Эгландина преотборнейшей настойки, поставляемой Гусь и Песиками2, Галопным Первоцветом, Бригид Пивоваром, Петушком, Почтальишки Рожком, Маленьким Старичком и Всем Четко Что Целит Метко, Чаркой и Посошком, искал он свой выгретый кро́вать в укромнатном Пребудище С Другдругом в Блоке В.В., (почему он на нее не поставил?) Памп Корт, Либертиз, и, что с мольтапюком на вольтапюке3, перехрипел алко алкого алкогерентно к нагрузке к Я приду, моя лошадка отсталая, ним ям, содержание истории евангелического хлопойцы и русынурбки4 ('девчонки' он будет продолжать их называть за кружевничок и юбку, солнечную шляпку и гвоздичку) по частям (казалось провел он пред вочами5 март или когдай-ночи до трете́й ископных лет, он имея бехэм с катьей6 когда лавинии девали свой ра́муж в заем морю в ямочловом смердульном шоу там где искал он бойцовых ниггеров с бешелыми срыками) частенько зябкой ночью (метагонистической! эпикталамурной!) во время тревожного сна в их зоне слышимостей какого-то мелкого и на полной мели кассовщика управляющего, Питера Клорана (уволенного), О'Мары, эксличного секретаря без определенного местожительства (локально известного как Мылдон Лайзе7, который провел пару ночей, как ни иностранно, в дверном проеме под одеялами бездомности на нарах изольды, подподушенный на камне судьбы холоднее мужчины колена иль женщины груди, и Злоброго8, (имя не промах), какого-то под несчастной рожденного звездой пляжного музы́ки, кто, ни корешка ни сушки паче, подозрея что до как сидал всё он на вдох сутулый на краю самоуда, голоднейший, с меланхолией до всего в целом, (ночной бирмен, ты подал ему солод вия нано!) вздёргался на своей дорячке, изобретая пути и способы средствия9, о чем любил он поифиделицензиться как-то иль иначе в народе ухватившемся за какого-нибудь чела парабеллум10 в надежде распорхнуть крыло социабиля и спикешиться на боколёсниковый нырок где-то за Сдуллки Даунлеари и Блекруки трамлинии где мог он метнуть точную11 и пойти и сдуть сибицидную12 бяшлю с себя за два четвертака на борздовое блысенство в мире и покойце какой одним верным залпом бутылки, он после как побывав все еще испытающимся всё что знал с леди помощью от Мадам Хрящ за восемнадцать с лишним каландров чтоб выбраться из Сэр Патрик Дана, через Сэр Хамфри Джервиса и на Святого Кевина ложе в Аделаиды госпетлях (от тех неизлечных увыев средь тех неопечных иовов чрез Сант Иаго его пилигримною шляпой, добрый Лазарь, избавь нас!) так и не ухалтурившись получить это каким бы то ни было боком. Лиза О'Дивис и Роши Монган (которые имели так много нобщего, эпсиходически; если фразе быть дозволенной hostis et odor insuper petroperfractus13 как понятная вещь снили своим сном всплавьемых в той одной нежной волнистой матери кувыркоек со Злобрым ровно как бреи в роще козлоханы в бóрще или, ну, транжиры в чаще, и суетливая служечка-на-все-от-зари-руки (хваль псалмов мы тут пыхтим!) провела не так много уж мигов за полированием котлышек, дверучек, школяров яблощек и факельщиковых металлов когда, зóльникленный как никто он идти делать быка на затравку лонга14 белого человека, омоложенный сей музы́ка (т. к. после слáвночной оргьянки и гудения и ветчины топовым утром со своими совбывшими не был он уж прежним) и его широзбуженная по спальной свита (наши мальчики, как наш Байрон называл их) встала и отшаркала из борóвища что любовно именанивали они Бочаркой, накрест Эблина расхоложенного хуторка (трие рута и отды́ха на их тогдашней суперфиции15 в любопытном соответствии с теми линеа и пункта где трубенни хабенни метро манипломбит ниже оберфлягных16 подрельс и станций в этот час ездения) под барабубненья скрипичной лирфы что, стеноя и мурлохая, ливи гриви, витти виви, эппи, леппи и играбельна, ла Скала слух подданных Короля Святого Финнерти ж Празничного кто, в кирпичных домах их собственных и своих душистых землянóчных постелях, внимая еле-еле крику пасечника, соутка лаванда и фойнибойн лаось живой, со своими хлыщовыми ртами всеми раскрытыми ради более широкой признáценности этого долгожданного