Триффана. Он зашевелился, почесался, брезгливо сморщился, заметив слизь на корне, возле которого сидел, равнодушно обследовал кучку сгнивших листьев, кусочков коры и веточек: ни червячка, одна затхлая сырость.
— Сам не знаю, Триффан, но боюсь... мне кажется... Я не могу понять...— отрывисто заговорил Босвелл, и вдруг голос его прервался, затерялся в земле, как те серые скрученные корни, под которыми они нашли временное убежище. — Вернее, слишком хорошо знаю, — внезапно добавил он.
Над ними в верхушках деревьев с новой силой засвистел мартовский ветер. Он нещадно трепал молоденькие веточки и набухшие почки, напоминая о недавних зимних холодах. Потом ветер внезапно изменил направление и снова задул над самой землей, вздымая сухие листья и пробирая холодным дыханием густой мех Триффана и серовато-белую шубку Босвелла.
— Мы теперь почти у цели и в любом случае находимся под защитой Аффингтона. Через час-другой будем на месте и в полной безопасности, Босвелл. Может, все-таки двинемся дальше?
— Что? Да, да, и тогда мы с тобой спокойно поговорим. Хотя, возможно, будет уже слишком поздно. Есть вещи, о которых мне необходимо рассказать тебе, прежде чем...
— Прежде чем — что? — нетерпеливо переспросил Триффан, раздраженный столь несвойственной Босвеллу манерой не договаривать до конца.
— Триффан, — словно говоря сам с собой, тихо произнес Босвелл. — Мне не хочется двигаться в путь, потому что я боюсь, как бы с окончанием странствия нам с тобою не пришлось расстаться. Я старался обучить тебя всему, что знаю сам. Но осталось еще столько недосказанного, недоговоренного... по правде, мне ужасно не хочется отпускать тебя от себя.
— Но я никуда не собираюсь уходить! — горячо возразил Триффан. — Я хочу остаться подле тебя, хочу жить в Аффингтоне, выучиться и стать писцом, как ты. Или ты считаешь, я не могу преуспеть в этом и гожусь лишь на то, чтобы состоять при тебе телохранителем?!
— Ничего подобного я не считаю, — откликнулся Босвелл, ласково коснувшись лапкой Триффана. — Ты прекрасно овладел искусством летописца и хорошо усвоил древние сказания. Уже сейчас ты способен... — Он внезапно умолк, приник рыльцем к земле, весь обратившись в слух, и зашептал: — Горе. Страдание. Боль. Ими пропитано все вокруг. Неужели ты ничего не чувствуешь? Это означает, что наша с тобой разлука близка. Мне страшно.
— Ничего подобного я не чувствую, — твердо сказал Триффан, принюхавшись. — Подобные страхи и сомнения обычны для крота твоего возраста. Старость, Босвелл, — ничего не поделаешь!
В глазах у Босвелла мелькнула улыбка. Временами Триффан забывался и разговаривал с ним фамильярно, как говорил бы с отцом, но Босвелла это не сердило, хотя он и считал нужным иногда выразить свое неодобрение. К тому же Триффан сказал правду: Босвелл утратил былую силу. Наступила старость, а с нею пришли боли, хвори... и ненужные сомнения. За время их путешествия Триффан, молодой и уверенный в себе, не раз помогал ему преодолеть трудности пути. Старость не щадит никого — даже Белых Кротов.
Босвелл внимательно осмотрелся.
— Боюсь все же, что на этот раз мои сомнения небезосновательны, — медленно проговорил он. — Странно уже то, что писцы до сих пор не вышли нам навстречу. Это — во-первых. Во-вторых... от самой земли тянет бедой. От корней, от ветра.
— Наверно, просто скоро начнется буря, поэтому чем быстрее мы двинемся в путь...
— Да, да! — решительно поднимаясь, воскликнул Босвелл. — Возможно, действительно начинается буря. Первозданный сокрушительный ураган, который ввергнет во мрак весь наш род. Ты прав: нужно двигаться вперед. Нужно наконец воочию увидеть, что ожидает нас там, в глубине Священных Нор.
— Торжественная встреча — что же еще?
— Ты так считаешь? — обернувшись, произнес Босвелл. Триффан увидел его лихорадочно блестевшие глаза.— Вслушайся в землю, Триффан, внюхайся в почву!
Триффан опустил рыльце к самой земле и принюхался, как учил его Босвелл, то есть попытался в этот момент полностью отключиться от посторонних мыслей — от возбуждения по поводу прибытия на место, от радостного предвкушения встречи — и понял, что Босвелл прав: от земли исходил дух тревоги.
— Да, я тоже чую. В чем дело, Босвелл?
— Не знаю, — коротко отозвался тот.
— Почему нам предстоит расстаться?
Но Босвелл не отвечал. С энергией, которая неизменно поражала Триффана, он рванулся вперед. Не замедляя темпа, уверенно повел Триффана вдоль меловой осыпи, через заросли и высокую траву, по тропе, над которой навис древний серебристый мох, через высохшие ложа ручьев, сбегавших когда-то с голых меловых скал.
Он остановился всего один раз — в небольшом лесочке, окаймлявшем расселину, прорезавшую меловую скалу над ними.
— Там, наверху, Поющий Камень, — тихо проговорил он. — Если ветер переменится и подует с востока, мы скоро услышим его голос. Здесь начинается Аффингтон.
— Да, я знаю! — радостно отозвался Триффан. Голос выдавал его волнение, ведь теперь он тоже сможет испытать на себе могущество легендарного Поющего Камня, что подарил прибежище и утешение стольким кротам, в том числе его отцу, Брекену.
— Можно нам хотя бы на минутку задержаться возле Поющего Камня? — попросил Триффан, увидев, что Босвелл двинулся дальше, но тут же пожалел о своих словах. Босвелл резко обернулся к нему и раздельно произнес:
— Задержаться на минутку? Нет, нельзя. Это предмет поклонения, а не праздного любопытства.
Он двинулся дальше, и пристыженный Триффан покорно последовал за ним. Однако смущение не помешало ему настороженно оглядываться по сторонам. Они пересекли открытый участок, над ними простиралось небо, и он, как и Босвелл, теперь сам явственно чуял в воздухе запах беды — беды куда более серьезной, чем та, которую нес холодный северный ветер.
❦
Их путь пролегал по почти отвесной меловой осыпи, что являла собою северную оконечность Аффингтонского Холма. Где-то посередине него поверхность выравнивалась, образуя обширную, уходящую далеко на восток поляну. Справа тропа резко шла вверх. Именно в этом месте после изнурительного восхождения ветер донес до них новый запах. То был запах смерти. Одновременно они услышали странный дребезжащий звук, жалобный и резкий; он сопровождался другим: словно кто-то ударял деревяшкой по металлу. От этих звуков кровь стыла в жилах; казалось, солнце внезапно зашло и настала ночь. Не сговариваясь, они замерли на месте, укрытые высокой травой.
— Оставайся здесь. Я пойду вперед, — властно проговорил Триффан.
Босвелл не стал возражать. Обычно в разведку всегда шел именно Триффан и справлялся со своим делом прекрасно; правда,
