районе, он передумал и поехал дальше, туда — на кольцевую дорогу, где они когда-то вместе с Костей ехали и радовались приобретению его машины. Хоть она и была уже тогда не в самом лучшем состоянии, но они были ей рады. Так же как сейчас, два друга сели в машину и помчались по кольцу, молодые и безбашенные. Одновременно вспоминая об этом и переживая давно забытые чувства в своей голове заново, Лёше пришла идея, от которой ему впервые за последнее время стало немного радостнее на душе. Он, развернувшись на ближайшей развилке, остановился у дома, приткнул машину и закурил, не выходя из неё. Лёша сидел и смотрел на небо. Сидел, курил и смотрел, он знал теперь, чего хочет, оставалось дождаться…. Сон пришёл не сразу, его вновь туда что-то затягивало, и он погрузился в него, откинувшись на своём сидении…
Просыпаясь, он не сразу сообразил, что звонит его телефон: «Кто-то нарочно сменил ему мелодию?» — с долю секунды он соображал, звонил Костя:
— Лёха, ты где? — его голос показался ему каким-то взволнованным что ли.
— В альфе сижу.
— Занят? Можешь в «Лису» подскочить?
— Считай уже еду. Что-то стряслось?
— Не то чтобы, хочу поговорить.
— Понял, еду.
О чём Костя спешил поговорить в тот момент, для него не имело смысла, его радовал сам факт, что он всё ещё помнил, чего он хотел. И время позволяло. До «Лисы» он добрался быстро, благо жил неподалеку. Костя, как обычно сидел на своем привычном месте. Весь бледный, пил вроде виски, судя по цвету жидкости в его бокале.
— Здорово, что стряслось, рассказывай? — он присел, напротив, с готовностью выслушать друга.
— Ты знаешь, Лёх, у меня какое-то странное ощущение?
— В смысле, объясни.
— Не знаю, как и объяснить, если честно, гадкое ощущение, как будто я скоро умру.
— Мда, хреново, братан, — он закурил, обдумывая: «Он ничего не помнил о моих словах, значит, ничего не было, и разговор вряд ли как-то связан, лишь на время пока я тут, иначе как объяснить то, что я сейчас услышал?»
— И оно не проходит, — продолжал Костя, — мне от него не избавиться никак, понимаешь? И я решил, что единственный кому я готов об этом сказать это ты.
— Не знаю, что и ответить, — Лёша не стал повторять своих предыдущих попыток, помня о неудаче, — но у меня есть предложение, и я готов с ним поделиться. Давай, как раньше проведем сегодняшний день уйдя в отрыв?
— Слушай, а мне твоя идея, несомненно, по душе, может быть ты прав, и мне просто необходимо развеяться и избавиться от всяких нервных расстройств.
И их идея тут же была воплощена. Они пили, курили и вспоминали, как им было весело раньше. На подъезде к Кронштадту друзья съехали к одному из фортов, куда позволяла эта дорога. Укрепления тянулись вдоль форта. Они остановились, не выключая фар, выбрались из авто и подошли ближе к спуску к воде. Друзья, молча, стояли и смотрели на водную гладь, на горящие далеко огни города-героя. Все-таки вода могущественна, глядя на неё, ты успокаиваешься, казалось бы, полностью, и все их, у каждого свои, но объединенные одной бедою тревоги сейчас словно растворились в этой самой глади. Она забрала их. Только лунная дорожка и тишина.
— Пойдем? — Лёше казалось, что это всё, он сделал, что хотел, и на душе у него было спокойно.
— Подожди секунду, — Костя спустился к самой воде и, взяв небольшой камень, отправил его прыгать по поверхности воды.
— Талант не пропьешь.
— Такой-то точно, — он улыбнулся другу. — Помнишь, как мы всё детство на озере пускали блинчики?
— Разве такое можно забыть?
— Теперь всё, пойдем.
Они забрались обратно в «Альфа Ромео» и поехали в сам город Кронштадт. Припарковав машину, они отправились бродить по его улочкам, заглянули в парк. Цвета осени по-своему дополняли их прогулку. Они ходили и всё вспоминали, смеялись, не думая ни о чём больше. Что там их ждало дальше, сейчас это чувство ушло и не собиралось возвращаться. Но обойдя почти весь остров Котлин, Лёха все-таки проснулся. Добрался домой, умылся, привёл себя в чувство, осознавая, что проводит во сне куда как больше времени и дел, чем наяву. Он подошёл к окну, закурил и взглянул на солнце, озаряющее его комнату.
«Спасибо тебе, братан, — сейчас он ощущал себя счастливым человеком. Он сделал всё, что смог, так ему казалось, пока не позвонила она:
— Я больше так не могу. Я не вынесу этого, — у неё был заплаканный голос.
— Я сейчас приеду, — всё, что он мог сделать — это помочь ещё одному близкому человеку, поганое ощущение безысходности тут же вернуло его обратно в реальность.
В больнице в палате Кости с виду ничего не изменилось, он так же бессознательно лежал, рядом с ним, держа его за руку, сидела Оля с заплаканным видом, она начала свой разговор:
— Тебя давно не было.
— Я был занят (соврал Лёша, ибо говорить о своих снах ему сейчас меньше всего хотелось).
— Врачи говорят, что его состояние ухудшается.
— Сколько ему осталось? — напрямую решил спросить Лёша.
— Говорят немного, точного ответа нет.
— Всё ещё образуется, не волнуйся, — не придумав ничего другого, попытался приободрить её Лёша, хоть и понимал, что эти слова сейчас никак не улучшат ситуацию.
Он побыл ещё немного, прежде чем уйти и по сложившейся привычке побрёл гулять по городу. Вновь остался наедине со своими мыслями, и только город слышал его, стены которого видели и пережили многое. Лёша брёл вдоль Фонтанки в сторону Невы. Проходя возле Кадетского училища, он остановился и, уставившись на воду, погрузился в свои переживания: «А что если попробовать как-нибудь взять Олю в свой сон? Чтобы хотя бы там напоследок она могла повидаться c дорогим человеком. Только как? Если получится, она должна будет испытать счастье. Своё счастье».
Лёша стоял и всматривался, как волны от проходящих редко катеров беспечно бились о гранитную набережную. Уже стоял конец октября, а они до сих пор катались. Весь этот пейзаж вдохновлял его душу ёще сильнее. «Счастье, почему ты так быстротечно? Как у всего есть свой конец, так и ты торопишься к своему. Душа в тот момент была счастлива, но любой мимо проходящий человек решил бы, видя его, что он несчастен», — так он выглядел, наружная оболочка давала сейчас истинную оценку происходящего в его жизни. Надо бы меньше об этом думать, чтоб с ума не сойти.
С этими мыслями он добрался, наконец, до Невы, спустился к воде на спуске, присев, закурил, и, взяв лежавший
