– Счастливец вы, хотелось бы и мне сказать то же.
– Надеюсь, что у вас нет никаких беспокойств?
– Гм!
– В таком случае, – произнес Арамис со свойственной ему последовательностью в мыслях, – в таком случае мы можем подумать о том, что я говорил вам вчера по поводу малютки.
– Какой?
– По поводу де Лавальер.
– Ах, правда!
– Вам не противно поухаживать за этой девушкой?
– Этому мешает только одно.
– Что?
– Мое сердце занято другой, и я ровно ничего не чувствую к этой девушке.
– Ужасно, если занято сердце в то время, когда так нужна голова.
– Вы правы. Но вы видите, что по первому же вашему слову я все бросил. Однако вернемся к малютке. Какую пользу вы видите в том, чтобы я занялся ею?
– Видите ли, говорят, что король заинтересовался ею.
– А по-вашему, это неправда? Ведь вы все знаете.
– Я знаю, что король внезапно переменился; еще третьего дня он пылал страстью к принцессе, и несколько дней тому назад принц жаловался на это королеве-матери, происходили супружеские недоразумения и слышалось материнское брюзжание.
– Откуда вам все это известно?
– Известно доподлинно!
– Что же из этого следует?
– А то, что после этих недоразумений, этого брюзжания король перестал разговаривать с ее высочеством.
– А дальше?
– Дальше он занялся де Лавальер. Мадемуазель де Лавальер – фрейлина принцессы. Знаете ли вы, что в любви называют прикрытием?
– Конечно.
– Так вот: мадемуазель де Лавальер служит прикрытием принцессы. Воспользуйтесь этим положением вещей. Раненое самолюбие облегчит победу; тайны короля и принцессы будут в руках малютки. А вы знаете, что умный человек делает с тайнами?
– Но как подступиться к ней?
– И это спрашиваете у меня вы? – удивился Арамис.
– Спрашиваю, потому что у меня нет времени заниматься ею.
– Она бедна, скромна, вы создадите ей положение: покорит ли она себе короля как фаворитка или же просто приблизится к нему как поверенная его тайн, в ней вы приобретете верного человека.
– Хорошо, – сказал Фуке. – Что же мы предпримем в отношении этой малютки?
– А что вы предпринимали, когда хотели понравиться женщине, господин суперинтендант?
– Писал ей. Объяснялся в любви. Предлагал ей свои услуги и подписывался: Фуке.
– И ни одна не оказала сопротивления?
– Только одна, – отвечал Фуке. – Но четыре дня тому назад и она сдалась, как прочие.
– Не будете ли вы добры написать несколько слов? – улыбнулся Арамис, подавая Фуке перо.
Фуке взял его.
– Диктуйте, – попросил он. – Моя голова до того занята другими делами, что я не в состоянии сочинить двух строчек.
– Идет, – согласился Арамис, – пишите.
И он продиктовал:
«Сударыня, я видел вас, и вы не удивитесь, что я нашел вас красавицей. Но из-за отсутствия положения, достойного вас, вы только прозябаете при дворе.
Если у вас есть какое-нибудь честолюбие, то любовь порядочного человека послужит опорой для вашего ума и ваших прелестей.
Приношу мою любовь к вашим ногам; но так как даже самая благоговейная и окруженная тайнами любовь может скомпрометировать предмет своего культа, то такой достойной особе не подобает подвергать опасности свою репутацию, не получив взамен гарантий, обеспечивающих ее будущность.
Если вы соблаговолите ответить на мою любовь, то она сумеет доказать вам свою признательность, сделав вас навсегда свободной и независимой».
Написав это письмо, Фуке взглянул на Арамиса.
– Подпишите.
– Нужно ли это?
– Ваша подпись на письме стоит миллиона. Вы забываете это, дорогой суперинтендант.
Фуке подписался.
– С кем вы пошлете это письмо? – спросил Арамис.
– Со своим лакеем.
– Вы в нем уверены?
– Это испытанный человек. Впрочем, мы ведем игру без риска.
– Почему?
– Если правда то, что вы говорите об услугах этой малютки королю и принцессе, то король даст ей денег, сколько она пожелает.
– Так, значит, у короля есть деньги? – удивился Арамис.
– Да, нужно думать, потому что у меня он их не просит.
– Попросит, будьте спокойны!
– Больше того: я думал, что он заговорит со мной о празднике в Во.
– И что же?
– Он и не заикнулся.
– Еще заговорит.
– Вы считаете короля очень жестоким, дорогой д’Эрбле.
– Не его.
– Он молод, следовательно, он добр.
– Он молод, следовательно, он слаб и подвержен страстям; и господин Кольбер держит в своих грязных лапах его слабости и его страсти.
– Вот видите, вы боитесь его.
– Я не отрицаю.
– В таком случае я пропал.
– Как так?
– Я пользовался влиянием у короля только благодаря деньгам.
– Ну так что же?
– Я разорен.
– Нет!
– Как нет? Разве вы знаете мои дела лучше меня?
– Может быть.
– А что, если он потребует от меня этого праздника?
– Вы дадите его.
– А деньги?
– А разве их у вас когда-нибудь не хватало?
– О, если бы вы знали, какой ценой я достал последние деньги!
– Следующая сумма не будет стоить вам труда.
– Кто же мне ее даст?
– Я.
– Вы дадите мне шесть миллионов?.. Что вы говорите?.. Шесть миллионов?!
– Если понадобится, то и десять.
– Право, дорогой д’Эрбле, – сказал Фуке, – ваша самоуверенность пугает меня больше, чем гнев короля.
– Пустое!
– Кто же вы такой?
– Кажется, вы меня знаете.
– Я ошибаюсь в вас; чего же вы хотите?
– Я хочу видеть на троне Франции короля, который был бы предан господину Фуке, и хочу, чтобы господин Фуке был предан мне.
– О! – воскликнул Фуке, пожимая руку Арамиса. – Что касается моей преданности, то я весь ваш, но, дорогой д’Эрбле, вы заблуждаетесь.
– Относительно чего?
